– Калеб, ко мне маму… приведи… прошу тебя…
Ещё через долю секунды он, наконец-то, отреагировал на слова жены. Быстро он вскочил с помятой постели и устремился к двери. Распахнул её и выбежал в коридор, оставив дверь нараспашку, звук его шагов застыл где-то в коридоре по направлению к гостевой комнате…
***
Итак, она не успела!
Внутренности Энни словно раздирало изнутри, и что-то неподвластное её воле обрело власть над её телом. Каждый новый, всё более сильный спазм схваток, вырывал из её горла крик. Ей казалось, она скоро оглохнет от собственных душераздирающих воплей. Ей казалось, она ослепнет от боли, погружаясь всё глубже в её водоворот, жуткие глубины, из которых не знала, сможет ли найти путь на поверхность. Она задыхалась от всхлипов, плакала, и потоками слёзы скатывались по щекам, но не было желания их утереть. Мало-помалу перед собой Энни Хауард могла разглядеть уже только размытые очертания бельевого шкафа.
Калеб не возвращался словно вечность…
А, может быть, это было не так? Может, боль, пришедшая к ней так внезапно, длится несколько минут? Всего несколько ничтожных минут, а не несколько часов… несколько дней? Может, время, в верных союзницах которого была теперь адская, всё нарастающая боль, смеялось над ней, растянулось в пространстве, чтобы вдоволь покуражиться над её бедой, бедой каждой женщины на пороге родов?
После очередной, самой ощутимой и мучительной схватки, всё, как будто стало спадать. С последним её вскриком, который Энн уже смогла приглушить, она почувствовала влагу, стекающую по бедрам, а потом мокрое пятно пропитало насквозь простыни. Тогда же в комнату вбежала миссис Эдмонт, мать Энни, а следом за ней взволнованный, если не сказать, испуганный, Калеб.
Энни изогнула губы в жутковатой улыбке облегчения при виде матери. Она подбежала к постели, на которой неловко сидела, бессознательно разведя ноги, её дочь.
– Дорогая, у тебя воды отошли! Осталось немного, – сказала миссис Эдмонт, – но самое важное…
– Мама! – жалобно всхлипнула Энн.
– Тсс… – ответствовала мать. – Ты должна собраться, ты справишься, как и все! К тому же выбора нет…
– Мамочка, мне страшно… – снова пожаловалась Энни, протягивая матери руки. Та приблизилась к дочери.
– Ну-ну, – теперь ласковее сказала та, кто когда-то произвела Энн на свет, а, следовательно, претерпела то же, – мы, женщины, рождены для этого! Нужно немного потерпеть, а тогда ты станешь самая счастливая… Я обещаю! – она коснулась мокрой от слёз щеки будущей матери.
Потом тоном, каким отдают приказания, она обратилась к Калебу:
– Калеб, Энни будет рожать здесь! Я помогу принять, но ты мне нужен… принеси полотенца, горячей воды и ножницы… Да побыстрее!
Энни увидела, как муж, только кивнув, быстро оставил их одних.
Миссис Эдмонт разложила несколько подушек у изголовья кровати, помогла Энни улечься на них полулёжа.
– Умница, хорошо! – нежно шептала мама Энн. – Всё хорошо, я с тобой!
Энн, согласно снова попыталась улыбнуться, но схватки вернулись резко, болезненнее и чаще, чем раньше. С трудом девушка держалась в сознании, слёзы застили глаза, крики перемежались глухим шипением. Она была на пределе, а скоро готовилась преодолеть последний рубеж. Загнанная в угол, не мыслящая уже себя без схваток, Энни просто принялась, превозмогая, ждать. Чего же? Мать настаивала, что ещё нельзя тужиться и рожать. Нетерпение овладело молодой женщиной, всё было впервые, но она уже знала, что никогда не захочет пережить, перестрадать подобное вновь! Пусть даже пройдёт тысяча лет…, и она снова вернётся в эту жизнь женщиной… никто её не заставит… не упросит… Держите карман шире! О, чёрт…
