Пять причин (не)любить тебя - страница 10
Этого мне не хватало! Ей только дай волю, потом не угонишься. Нет, прикрывать такие авантюры я больше не стану. Хватит.
— Вряд ли. Говорю же — тупой был фильм. В гости пусть приходит, как раньше. Дома в любой момент можно переключить.
— Ну… Ты это явно не сегодня узнал, зачем-то же попёрлись, — резонно замечает Максим Викторович.
— Глупость сделал… — бормочу, наконец, так и не определившись, что чувствую. Кроме желания провалиться под землю.
— Впредь поосторожней с глупостями-то… — деловито кивает он. И как хлопнет опять меня по спине до пёстрых искр в глазах. — Иди. Заболтались мы.
— Ага… Я пошёл…
Захожу в подъезд с совершенно чётким ощущением, что мне сейчас поджаривают спину газовой горелкой.
Пожалуй, с поездками впритирочку пора завязывать. Больших глупостей я в жизни не совершал!
Последнее, о чём думаю, прежде чем провалиться в сон — это мечтательная улыбка Ксюши, в момент, когда она вышла из той злосчастной комнаты.
По лицу видно — довольная. Сделала по-своему мартышка неугомонная! Экстремалка, блин, упоротая! Детка моя сладкая…
А потом мне снится, что я… кот. Обычный рыжий котяра подзаборной породы — тощий и озабоченный как в самый разгар марта. И вот этот ни разу не элитарный кот, то есть я, безвольно пускает слюну на операционном столе, пока какой-то маньячина в белой маске ловко ощипывает пушок с кошачьих бубенцов.
Хотя есть чёткое осознание, что это, мать его, артхаусный кошмар, а ощущения яркие настолько, что мне под кожу залазит всё, что только способно сжиматься!
Здесь действие прилично замедляется, дабы я мог детально запечатлеть у себя в голове эту мизансцену и даже успеть сквозь наркоз мяукнуть о пощаде. Но двуногий лишь торжествующе поигрывает скальпелем, примериваясь уж чересчур знакомым взглядом к скукожившимся предметам особого трепета любого уважающего себя самца…
— Ну что, котяра? Меня в принципе всё устраивает. А тебя?
О, и голос этот ехидный я узнаю! Да и слова знакомы до оскомины.
Но как я отвечу-то с вываленным набок языком?!
Удерживать скальпель в поле зрения и одновременно долбить сигналы SOS глазами сложно. Близость лезвия холодит кровь и ощипанные участки. Сердце мечется в груди проглоченным накануне воробышком, бешено постукивая в надежде скорейшего пробуждения.
Удар…
Ещё удар…
Чик!
— Устраивает меня! Всё устраивает! — ору в голосину, врастая в матрас как сорняк в землю.
Моргнув в темноту, первым делом провожу инвентаризацию.
Всё на месте. Трижды проверяю.
А-х-а! Я всё понял. Это знак. Предостережение! Да, точно. Как выстрел в воздух!
Ну и ночка, боже…
Чтобы я ещё когда-нибудь облапал Ксюху!
Взяли за моду в пижамах расхаживать… Ни стыда, ни совести…
8. Апух
Ксения
Утро выходного дня сегодня по-особому прекрасно. Дарья в кои-то веки молчит, увлечённо расправляясь с мороженым, садист-пианист с первого этажа наконец-то начал попадать в ноты, а главное — тот, кто мне нужен, лишён возможности уйти от разговора. Куда он денется со своей стремянки?
Суббота. Соколовский должен быть в спортзале в это время, но вот он, работничек — прилежно орудует валиком под козырьком подъезда. Красота.
— Апух! — сестрёнка радостно указывает на выцветший рисунок Винни с футболки соседа.
Задрав голову, обращаюсь к его обросшим тёмной порослью икрам:
— Я всё жду, когда ты выкинешь эту одёжку на свалку.
— Раньше тебе она нравилась, — звучит с лёгкой тенью упрёка.
Ну ты ещё губы надуй, Царевна Несмеяна.