Дон подтащился к нам с бутылкой, долил бокалы и невозмутимо выдал:
– Рим, дружище, никто не сомневался, что ты положишь глаз на самую красивую девчонку побережья. Но будь осторожен. Один из наших лучших спасателей прочно держит оборону вокруг предмета своих романтических грёз.
Я смутилась:
– Дон, ну что ты болтаешь.
Рим сдержанно улыбнулся и отчалил к каким-то вновь прибывшим друзьям.
Обратное превращение сияющего гирляндами волшебного парка в заурядный, запущенный, убогий дворик прошло быстро и организованно. Будто фея взмахнула своей палочкой и стёрла краски. Хорошо, что хотя бы один сказочный вечер останется в памяти, но всё равно немного грустно.
Утром я изучила себя в зеркале. Вроде бы ничего особенного. Наташка как Наташка. А корону красоты внезапно вручили. Подозрительно это как-то. Все, кроме влюблённой Зойки, понимают, что для Дона люди – это ходячие кровеносные системы. У меня что, какая-то особенно интересная система капилляров нарисовалась?
Семён Торюхин шутки шутить не будет. А Вадик Торюхин шутки не будет шутить тем более. Братья Торюхины не шуткари какие-нибудь. У Торюхиных никто не щутит. Не дело Торюхиных шутки шутить…
Вадик и Семён давили на меня с двух сторон, энергично применяя нехитрый приём демонстрации своих тяжёлых тел. Два пивных живота опасно раскачивали стол, и атмосфера казалась напряжённой. Но я знала, что надо спокойно и терпеливо дать братьям повыступать. Закончив не шутить нешутки, они угомонятся, и мы обсудим проблемы – без всяких шуток.
Опять же, волнение соседей я понимала. Вот только ты расслабился на дачке, с шашлычком да винишком, а тут и арендатор убежал, и труп прибежал, и полиция задаёт вопросы о воде, а они знать не знают ничего ни про какую воду. Не брали они мою воду. И трубу мою не трогали. И вода у меня грязная, с примесями. (Подавись ты этой водой, жадная стерва!)
Куда перенаправить мысли хозяев «Надежды» я уже придумала, поэтому как только эмоции стали затихать, со значением выдала:
– Вы не думали, что Колесников цену сбивает? Уж очень мне странно показалось. Сынок арендовал отель, потом отказался от аренды и везде растрепал, что здание плохое, сносить надо. Видел же, что берёт. Тогда в чём смысл?
Братья ушли в напряжённые размышления, и я им подсказала:
– Колесников сам хочет «Надежду» выкупить. Цену хорошую теперь если только лошара какой даст, а те времена, когда лошары тут табунами паслись, прошли. Вот он и заберёт по дешёвке.
– Зачем ему «Надежда»?
– Так он дальше Носова прижмёт. У Носова одни пионерские домики, их разом снести можно за один день. И территория получится приличная. Дальще меня выгонит, чтобы мой скверик к территории прицепить, а дом – для особых гостей выделить. Получится обычный концепт Колесникова, только в мини-формате.
– Сколько Колесников даст?
– А я-то откуда знаю? Ждите, пока он соизволит предложить. Или сами к нему идите, но тогда он вас переторгует, отдадите за полушку.
Мысль продать «Надежду», хотя бы и за полушку, братьев нежно согревала. Пару лет назад Торюхины повелись на сладкие песни об инвестициях и задёшево купили отель, в котором сами по себе растут бабки. Отрезвление пришло после первого же сезона, когда они осознали, что вернуть своё не получится, а сама по себе растёт только грязь.
Немного покупавшись в мечтах об избавлении от гостиничного бизнеса, братья перешли к тому, что привело их ко мне. Оказалось, что это вовсе не вода, не труп и не мои шалости.
