Пять, восемь, тринадцать… - страница 14



– Мы с Шурочкой любим друг друга. И Шурочка сделал мне предложение. Он человек и стеснительный, и гордый, ему было сложно поставить тебя в известность. Я решила сама обо всём сообщить. И какие бы препятствия не чинили нам вражеские силы, ничто не разобьёт наш союз любящих сердец.

Не понимаю. От меня аплодисменты требуются?

– Когда планируется торжество?

– Точную дату мы пока не назначили, но откладывать не хочется. Мы люди зрелые, ценим время, ведь жизнь так быстротечна!

– Роза, у меня нет никаких возражений. Ваше единственное препятствие – мой отец. Вы уверены, что он помнит, как вас зовут? И вас не смущает его репутация? Вам вряд ли удастся его изменить.

– Ой, деточка, не будем так официальны. Обращайся ко мне на «ты». И я всегда готова поддержать любого члена нашей большой и дружной семьи. Приходи ко мне со всеми своими вопросами!

– Всенепременно.

Роза болтала без умолку, а я, сделав внимательное лицо, присматривалась к потенциальной мачехе. Чуть за сорок, полновата, но гибкая, подвижная. Много косметики, и макияж сделан с толком, взгляд отвлекается на красные губы, и кажется, что это небрежная обводка, но это продуманный штрих. Глаза подведены так, чтобы казались больше. И морщинки спрятаны. Занятно.

Она волнуется. Из-за чего? Боится, что взрослая дочка не разрешит папе жениться? Скорее надо бояться, что папа забудет, что хотел жениться на Розе, и Роза может внезапно обнаружить, что в её брачной постели оказалась Мимоза.

Даже сейчас, когда ему за шестьдесят, женщины уходят с ним после часа пустой болтовни и бокальчика вина. Кто-то из них убегает утром, кто-то остаётся на месяцы и годы, но для него это не имеет никакого значения. Он не спрашивает и не запоминает их имён. Хотя в его памяти хранится с десяток длинных поэм, которые он весьма выразительно декламирует, если надеется обольстить творческую дамочку.

– Мы бы хотели, чтобы ты со всей радостью, со всей своей широкой душой поучаствовала бы в нашем счастье…

И что я гадала, зачем она припёрлась? Это же ясно, как божий день. За деньгами. Только кукиш вам, а не моё участие. Папаша столько бабла разбазарил, а я ему свадьбу должна оплачивать? Обойдётся.

Выпроводив Розу, я задумалась.

Если отвлечься от постельных игр, в жизни отца было всего две женщины. Тетис – коварная девчонка, внёсшая в его праздное существование мощную драму, то есть меня. И Мамася – та единственная, кто сумела разбить его сердце.

Тетис почти двадцать лет никто не видел. Наверное, я могла бы её найти. Но зачем? Я-то на месте, никуда не делась, под одним именем-фамилией живу. Если бы она хотела – объявилась бы сама.

Мамася вышла за отца, когда мне было четыре года. Она была ко мне добра, и особенно любила подчеркнуть это на людях. Мы всегда вместе покупали мне подарки, она обязательно приходила в школу на собрания, она бравурно рассказывала, что девочка увлеклась рисованием. Но она же выстраивала барьер отстранённости, на который я с разбегу натыкалась, не понимая, что я сделала не так.

Мамася была всецело погружена в проблемы моего отца. Она его спасала. Героически несла крест своей тяжёлой и непоколебимой любви. И я искренне верила – без Мамаси отец обязательно пропадёт, а с ним и я пропаду, и поэтому надо помогать Мамасе, как только можно. Нельзя расстраивать её, нельзя мешать её отдыху, нельзя отвлекать болтовнёй. Можно приготовить еду, убрать посуду, принести плед.