Пять желаний мистера Макбрайда - страница 5

– Чувак, садись со мной! Играть в одиночку скучно. Мне нужен кто-то, кто будет отвлекать инопланетян.

– Меня зовут не «чувак», – говорю ему. – Я мистер Мюррей Макбрайд.

Мальчишка наклоняет голову набок, и его больничная рубашка слегка распахивается. Я вижу у него на груди шрам, и это говорит мне о двух вещах: во‑первых, мальчик отлично знаком с сердечным отделением, и, во‑вторых, для его тела была не слишком удачной первая попытка. Я переминаюсь с ноги на ногу, пытаюсь устроиться в кресле-мешке рядом с ним, потом подбираю контроллер с пола. Не знаю, как буду подниматься, но проблемы следует решать по мере поступления.

– Это игра?

Мальчишка фыркает, услышав столь дурацкий вопрос. Я такой. Вечный комик.

– «Всемогущие боги и пришельцы-кровососы», – отвечает он. – Версия прошлого года.

Как-то яснее не становится. В моей системе координат ничего не прояснилось. Но за долгие годы я овладел полезным навыком: если я чего-то не понимаю, то просто немного ворчу, и все как-то получается. Именно так я почувствовал, что продолжать жизнь совершенно неважно. Никто даже не заметит, если я уйду. Полагаю, это чувство до сих пор со мной.

Я беру контроллер и пытаюсь разобраться в рычажках и кнопках. Бесполезно. На телевизоре что-то происходит, но я просто смотрю.

– Ну же, – задыхаясь, понукает меня мальчишка.

Он более энергичен, чем показалось мне на первый взгляд. Конечно, трудно оценить силы того, кто пускает слюни во сне в кресле-мешке.

Насколько я понимаю, игра связана со строительством. Мальчишка двигает рычажки, и маленький человечек на экране начинает строить нечто вроде убежища. Золотые кружочки и серебряные флажки сыплются со всех сторон экрана и исчезают, достигнув человечка. Мой же персонаж стоит неподвижно – точно так же, как неподвижно я сам замер в кресле-мешке.

С верхней части экрана опускается большой космический корабль, и голос мальчишки становится все громче:

– Ну же… ну же… ну же… Да, детка! Смотри, как этот инопланетянин высосет твой мозг! Как же я люблю эту игру!

Неожиданно глаза его выпучиваются, он хватает кислородную маску с пола, прижимает ее ко рту, пластик несколько раз запотевает и очищается. Несколько глубоких вдохов – и лицо его постепенно расслабляется, а кожа слегка розовеет. Мальчишка отбрасывает маску в сторону, словно что-то неважное, хватает контроллер и продолжает игру как ни в чем не бывало.

Судя по его реакциям до кислорода, в этой игре он настоящий ас. Мой персонаж сидит, склонив голову набок, а инопланетянин энергично жует его волосы. Телевизор издает странный булькающий звук, голова моего персонажа раскалывается, и из нее с брызгами летит жидкость.

– Мальчику твоего возраста не следует на такое смотреть, – говорю я.

– Я не смотрю, а играю, – возражает мальчишка. – Кроме того, мне уже десять лет. Я не маленький.

Десять! А мне показалось, что вдвое младше – такой он хилый. Я наблюдаю за ним какое-то время, и десять лет не кажутся мне странными – он просто крошечный. Почти неестественно крошечный. К такому ребенку, пожалуй, стоит относиться более снисходительно.

– Ну и как в это играют? – спрашиваю я.

– Ты должен строить всякую всячину, – отвечает мальчишка и перезагружает игру.

– Строить? То есть дома, церкви и почту?

– Что за хрень, чувак! Ты из какого года – 1986‑го?!

Следовало бы указать ему, что меня нужно называть по имени, но мальчишка хватается за кислородную маску, и это меня останавливает. Но от экрана он не отрывается, поэтому нашарить маску ему удается не сразу. Я наклоняюсь, кладу его руку на маску, он прижимает ее ко рту и делает несколько глубоких вдохов, а потом снова бросает ее так же рассеянно, как и до этого. Маска ударяется о кислородный баллон на металлической каталке – прямо шкаф на колесиках! – и падает на ковер.