4
В последнюю ночь она все время плакала: не покидало предчувствие, что Ленечка не вернется больше никогда. Если судьба была так несправедлива к ней раньше, почему теперь она должна сжалиться над ней? Ведь там – война, где каждый день убивают множество людей… О-о-ой!
– Ниночка, ну будет тебе плакать-то! – Леня успокаивал сначала ласково, потом уже с заметным раздражением, но она ничего не могла с собой поделать. – Я же, чай, не на передовой? Мы там в тылу почти. – От этого «почти» слезы полились только сильнее. – Да говорю тебе, не плачь! Поплакала и хватит уж. Сейчас я тебе водички дам… – Зубы застучали о чашку, вода пролилась на одеяло. – Чего ж ты наделала-то? Прекрати плакать! – Леня сердито отобрал чашку и больше не вернулся на «бабушкины пальтишки»: в темноте долго то вспыхивал, то гас огонек его папиросы. – Если ты не перестанешь, я уеду прямо сейчас!
Слезы высохли моментально: Ленечка уедет сейчас?! Нет! Она не простит себе этого никогда. Он спас от одиночества, страха, невыносимой тоски, дал надежду, что теперь все в жизни будет совсем по-иному – хорошо, светло и радостно!
– Иди ко мне, Ленечка…
Уже и будильник прозвенел, уже и чайник «запел» на кухне, а Леню невозможно было добудиться – он уворачивался от похлопываний, как маленький, натягивал на голову одеяло, сердито отмахивался.
– Леня, вставай! Пора! Вставай! – Милый засоня лишь перевернулся на другой бок, и тогда она поцеловала теплое ухо. – Я очень люблю тебя, Ленечка.
Лучистые глаза сразу же открылись, руки энергично потянулись к ней, но она отпрыгнула – времени так мало!
– Ох, Нинка, уморила ты меня нынче! Ишь, покраснела, моя черноглазая! – Подскочив, он все-таки сгреб ее в охапку.
Прихлебывал горячий чай и все еще со значением посмеивался. Но поставив подстаканник на скатерть в последний раз, сделался незнакомо-серьезным:
– В общем, так, Нин, провожать меня не ходи. Сам быстрее доберусь. А то ты на вокзале обратно плакать примешься. Больше не плачь, поняла? У тебя теперь есть муж. Я, Ниночка, тебя никому в обиду не дам. Запомни это. Так, чего еще-то? Аттестат я тебе оформил. Письма писать буду часто. Если оказия какая, посылку пришлю обязательно.
– Спасибо.
– Вот глупая! Что
пустое-то говорить? – Ленечка почему-то отвел глаза и как будто сконфуженно почесал в затылке. – Уж как я люблю-то тебя, Нин! Отродясь со мной такого не бывало!
5
Без шумного, горячего Ленечки снова стало пусто и одиноко, но она держится изо всех сил и не плачет, потому что обещала ему. Только считает дни – один, два, три дня… без него! И неделя прошла без него, и другая. В Москве уже настоящая весна, тепло, сухо, и на работу она ходит в рыжем мамином жакете и парусиновых тапочках. Не ходит, а бежит, счастливая оттого, что если придет письмо от Ленечки, она увидит его первой. Почтальона, как другим, ей не нужно ждать.
И десятого апреля письмо пришло. Для порядка она поставила на него штамп, но прочитала лишь вечером, влетев к себе в комнату, – ведь это только ее Ленечка и больше ничей! Почерк у Лени – красивый, ровный, как у отличника. Писал он очень грамотно и фразы строил правильно – не так, как говорил, иногда немножко смешно, по-деревенски. Но главное – он нашел именно те слова, которых она ждала: «Ниночка моя, я все время думаю о тебе. Война скоро закончится, я вернусь, и мы не расстанемся больше никогда…» – ну и еще, конечно же, такие, понятные только им двоим, от которых к щекам прилила кровь.
