Пыль над Садовым - страница 3
На стекле остался тёплый отпечаток – не от её руки. Чуть выше. Чуть старше. Чужой.
Она отпрянула и закрыла глаза. Сердце стучало так, что вибрация отдавалась в ладонях.
Дом показывал ей свои тайники. Но ещё не говорил, что хочет взамен.
Глава 4. Письма без адреса
Утро было неуютным. Свет в окне будто ломался, проходя сквозь стекло, расслаивался на нити, как луч сквозь пыль. Арина проснулась внезапно, с ощущением, что кто-то только что стоял у её кровати. Но в комнате – никого. Только еле слышный шорох в стенах. Он напоминал ей детские страхи, когда шорох за шкафом мог означать, что кто-то живёт внутри.
Кофе на кухне оказался холодным, хотя она была уверена, что только что его заварила. Вода в чайнике едва тёплая. Всё в квартире начинало работать по своим правилам – вне времени, вне логики. Внезапно часы на стене начали тикать быстрее, чем следовало – стрелка секундомера будто спешила убежать от настоящего.
Она решила не бороться.
На письменном столе, в старинном ящике, которого раньше не было, Арина нашла связку писем. Бумага – хрупкая, пожелтевшая, но чернила не выцвели. Почерк изящный, женский. Первое письмо начиналось с имени: «Милая Ася». Обращение повторялось во всех последующих.
Письма были личными. Любовными. Иногда резкими, тревожными. Автор – мужчина, явно старше, подписывавшийся инициалами «К.». В письмах он словно вел диалог не только с женщиной, но и с чем-то большим – с домом, с тенью прошлого, с самой памятью. Он упоминал о сеансах, снах, страхе зеркал. Он просил её уехать, а потом – возвращаться снова и снова, как будто против собственной воли.
«…не забывай себя. Дом этот не твой. Он ждёт её. Ты лишь тень, Ася. Но если останешься – станешь ею навсегда.»
Арина перечитала строчку трижды. Ася. Это имя всё чаще всплывало в её голове. Как будто внутри неё самой кто-то шептал: "Это тоже ты."
Некоторые письма были датированы: 1952, 1961, 1973. Иные не имели даты вовсе, как будто были вырваны из времени. В одном из писем – рисунок: этажи дома в разрезе. Отмечен один – «-1». Ниже подвала. Подписано: "Там начинается возвращение".
На обратной стороне – формула. Строки, зачёркнутые цифры, и фраза: «Чтобы войти, нужно знать себя. Чтобы выйти – забыть её.»
Её ладони стали влажными. Внутри поднимался холод. Как будто воспоминание, давно забытое, ломилось в сознание. Письма шептали ей – не голосом, а напряжением между строк. И самое тревожное – в них она узнавала себя.
Сквозь открытую дверь в коридоре она заметила движение. Мягкое, почти призрачное. Тень. Она встала. Подошла. Никого. Только дверь в кладовку была приоткрыта.
За ней – пустота. И всё же, когда она включила фонарик на телефоне, в пыли заметила след. Маленький, как от женской туфельки. Рядом – засохшая роза и клочок бумаги. На нём – всего две строчки:
«Ты читала письма. Значит, путь открыт.»
Арина обернулась на звук – будто позади раздался вздох. Но никого не было. Только полки, книги, коробки. И ощущение, что кто-то прячется за ней, на расстоянии дыхания. Она резко оглянулась, вслушалась в гул квартиры. Тишина.
Словно кто-то давно уже живёт в этих стенах. И только теперь начинает говорить. Или вспоминать.
Она вернулась в комнату, неся с собой розу, как доказательство, что не всё ей кажется. Цветок был высушен, но не мёртв. Лепестки – гладкие, не крошились. Стебель тёмно-зелёный, будто растение ждало, когда его снова поставят в воду.