Пыль, пепел, кровь и песок - страница 42

– Я говорил тебе не доверять всему, что ты слышишь. Особенно из некоторых сомнительных уст, – сказал напоследок Тансиар младшему и отвернулся.

Вечные Силы, теперь Чиаро возненавидит его! Что же он натворил?! Потерял своего любимого наставника и брата, которого боготворил! Прилюдно отрекся от него!

Ужас сжал горло Сидаля мертвой хваткой, в то время как Эдэрэр и Владыка обменялись взглядами, и последний, величественно поднявшись со своего трона, произнес:

– Тансиар Аскуро, Первый Воин Римериана, именуемый также Альентэ, наш возлюбленный сын и брат, мы готовы предложить тебе подтвердить правоту твоих слов кровью и доказать свою невиновность, пройдя через обряд в Темполии в присутствии свидетелей и самой Вечности в лице ее служителей. В противном случае мы будем вынуждены принять единственно возможное решение.

Секунды капали, как кровь с клинка, срываясь в ту самую Вечность, почитать которую были призваны все римерианцы.

Чиаро вскинул подбородок и с убийственным хладнокровием проговорил, чеканя каждое слово, дробящееся под многовековыми сводами на осколки эха:

– Я благодарю за оказанную мне Римерианом, Престолом и досточтимыми приториями честь и отказываюсь от нее.

– Тансиар, – понизил голос отец, – я надеюсь, ты понимаешь, что это означает?

– Это означает лишь одно: если мне не верят в собственной семье, мне больше нечего и некому доказывать. Так же, как нечего мне добавить ко всему вышесказанному.

– В таком случае, – устало опустил плечи Владыка, – если это твое последнее слово, мы просим тебя не покидать Эбен до последующих разбирательств по данному делу.

– Господа, отец, – Чиаро заканчивал тем же, чем начинал: прекрасными манерами и отточенной вежливостью, походящей скорее на смертельное оскорбление. – Будьте спокойны, я его не покину.

Тансиар безупречно поклонился отцу и братьям и под дружно умолкший зал зашагал к выходу. Напряжение еще висело в воздухе, все не переставали ждать чего-то, но, уходя, Альентэ не обернулся.

Тревога. Для младшего из братьев Аскуро это чувство было в новинку. Семья всегда представлялась ему чем-то единым и неделимым, незыблемым и неизменным, а отношения в семье – простыми и понятными. Каждый занимал определенное место, у каждого было свое дело и одновременно у всех – одна общая цель: благоденствие Царства Вечности. Нааяр занимался управлением и политикой, делом всей жизни для Тансиара была война, Трион покровительствовал строительству и труду и благоволил к архитекторам, мастеровым, земледельцам, Рийон любил веселые праздники, развлечения и игры, Орьен чтил медицину и религию, отдавая предпочтение трактатам философов, мудрецов и священнослужителей, а Сидаль уважал искусство и восхищался творениями художников, поэтов и музыкантов.

Но после того самого дня, когда воскресший брат появился в дверях Совета, в сердце угнездилась и пустила корни тревога, а обычная уверенность в правильности происходящего пошатнулась, подобно лишенному фундамента дому, возведенному на зыбкой почве. Твердую землю под ногами заменило некое подобие топи, неизвестно откуда взявшейся, но схватившей за ноги не хуже самой настоящей трясины. И с каждой мыслью, с каждым словом топь эта становилась все зыбче, а то, что раньше представлялось четким и ясным, переставало быть таковым.

Пока длился Эссельс, на языке у Сидаля крутилось множество вопросов, однако с появлением Тансиара они все разом вылетели из головы, и под конец Совета остались только три: как брат выжил, где он был все это время и почему не давал о себе знать? Именно их младший Аскуро намеревался задать и получить ответы, которые могли хоть что-нибудь прояснить. И это тягостное ожидание вкупе с мучительной неизвестностью и засевшими где-то глубоко подозрениями перевешивали радость от спасения брата.