Старый чулан дохнул на него затхлостью, спертым воздухом и ощутимым запахом плесени. На полках, которые некогда ломились под тяжестью многочисленных компотов и солений, сиротливо притулились какие-то пустые жестянки. Павел шагнул внутрь, чувствуя себя донельзя глупо – как будто он вновь на мгновение стал Пашкой, который не мог доесть бабушкину овсянку с маслом. Его окружала темнота, полная тишины и пыли. Только она. Ничего больше. Он облегченно выдохнул и развернулся, чтобы выйти.
«Паша, ты вернулся! Ты вернулся к нам! Как мы рады, Паша, как же мы рады! Ты не поиграл с нами! Поиграй с нами, Паша, поиграй со мной, не бойся, дай руку, Паша-а-а-а…»
Знакомый шепот оглушил его, ударил по ушам, хотя был едва слышен. Павел замер в неестественной позе и почувствовал, как по телу разливается отвратительная, мерзкая слабость. «Ну нет же, нет, нет, нет, я же не за этим вернулся, только не это опять, не надо, пожалуйста!»
«Иди к нам, иди, мы так долго ждали тебя, Паша, подойди поближе, нам столько лет было не с кем играть…»
В голове вновь раздался бабушкин голос из далекого прошлого: «…Фонарь-то не забудь, слышь». Павел инстинктивно сжал в кармане автомобильный брелок с карманным фонариком. Преодолевая дурноту, он присел на корточки, заглянул под грубо сколоченные деревянные этажерки и, помедлив, направил фонарик в темноту. На толстом слое пыли отчетливо виднелась вереница крошечных следов, теряющаяся в пустоте. Мгновение – и он ощутил на своем запястье вполне осязаемые цепкие, холодные пальцы. Настоящие. До отвращения реальные, чем-то напоминающие крысиные лапки, но больше, длиннее. За рваным, подрагивающим кругом света под полками замаячили невнятные силуэты, похожие на обрывки темноты. Павел выронил фонарь, и тени вытянулись, начали выплясывать, словно хотели коснуться низкого потолка.
– Этого нет, – неуверенно пробормотал Павел, с трудом узнавая собственный хриплый голос. – Этого нет, ведь так? Такого ведь не бывает. Не существует. Быть не может.
«Ты столько времени верил в нас, Паша. Верил… Вера помогает сотворить плоть из ничего, Паша. Из небытия. Из ниоткуда. Даже из темноты. На одну ночь, или на всю жизнь. Твоя вера отделила нас от тьмы, Паша-а, и мы пришли к тебе. Играть. Иди же к нам, иди, ведь мы столько ждали…»
И холодные пальцы потянули его за собой.
Уставший и взмокший, лейтенант Марков покинул веранду, пригнувшись в дверях, чтобы не удариться о низкую притолоку.
– Нет здесь никого, – он хмуро обвел взглядом пустой двор и покосился на помощника. – Протоколируем. Картина та же. Жильцы на участке отсутствуют, следов борьбы не найдено, дело передается следствию. И поехали отсюда, достало меня продираться через эти заросли. Откуда они тут только взялись?.. Садоводы, мать вашу.
Марков сплюнул и зашарил в карманах в поисках последней мятой сигареты. Он злился. На кой хрен покупать дачу, если не собираешься за ней следить? Все домики в поселке, как на подбор, были пусты, а дворы заросли бурной растительностью и выглядели так, словно хозяев здесь не было по меньшей мере год… Но факты говорили об обратном. Недочитанные книги с загнутыми страничками на садовых скамейках, кружки с недопитым остывшим чаем, одежда, белье на веревках, разряженные мобильные телефоны. И сорняки. Везде эти проклятые сорняки – словно лес пытался поглотить несчастные сады и сделать их своим подобием.
