Нина ожидала нас у палатки. Она была слегка взволнованна.
– Почему вы так долго? Что-то случилось? – спросила она, слегка прикусив губу. Встревоженные глаза внимательно вглядывались в наши лица.
– Все хорошо. Мы просто не торопились. – Зная ее впечатлительность, мне не хотелось ее беспокоить даже по пустякам.
– Да что тут может произойти? – поддержал меня отец. – Не знаю, как вы, а я иду купаться!
Окунувшись в море, я выполз на горячий песок. Отец потягивал из фляжки коньяк и довольно щурился, разглядывая радужные узоры, запущенные в атмосферу небесными магами из поселка. Он был похож на огромного морского льва, разложившего свое сытое тело на девственном пляже.
– Любопытная штукенция, – промурлыкал он.
Нина достала из сумки чудо-фрукты, и мы подкрепились. Окружавшая нас благодать, была настолько полной и всепроницающей, что в сознании совсем не осталось места для иных мыслей и чувств, не связанных с этой дивной действительностью. Да. Я был кем-то когда-то где-то. Ходил в школу, в институт, затем на работу. Был опутан сплошной суетой с крупицами вымученного отдыха. Однако, будто это все не со мной было. Нелепая галлюцинация моего истинного «Я», чей настоящий дом всегда находился в данном моменте свободы и радости, а не в несуществующем прошлом и будущем.
На закате мы зашли за Владом и Леной и вместе отправились к Эдгарасу. Большой костер уже пылал как на масленице. Смуглый, бритоголовый парень с аккуратной бородкой играл на гитаре, а завернутая в темную тунику девушка пела на незнакомом языке. Ее низкий голос гулко вибрировал, словно огромный якутский варган и пробирал до костей. Песня была печальной.
– Что это за язык? – спросила Нина.
– Эсперанто. – Отец удивленно пожал плечами. – Знает ведь еще кто-то…
Когда вибрации стихли, все захлопали в ладоши с такими улыбками до ушей, что я невольно ухмыльнулся. Это напомнило утренник в детском саду. Певунья уловила мою усмешку и уперлась в меня твердым взглядом. Ее большие, смолянистые глаза и черные косы делали ее похожей на египетскую жрицу и египетскую кошку одновременно. Это рассмешило меня не менее, я прикусил губу, чтобы совсем не расхохотаться.
– Зачем во всем ты видишь искушение? – неестественно громко прошептала она.
– Что? – переспросил я.
– Это название песни, – улыбнулась она уже ласково.
Гитара проснулась, и голос тревожно запел:
«Зачем во всем ты видишь искушение?
Зачем везде тебе мерещится подвох?
В иллюзии одной твое спасенье,
Иллюзия твоя и есть твой бог.
Иллюзия твоя и есть твое мученье,
Иллюзия твоя – ты сам и есть.
Нелепы и слепы твои сомненья,
Которым и числа, увы, не счесть».
«Чушь!» – решительно подумал я и приложился к бутылке.
– Оксана, – представилась певунья, – а это мой друг Казим.
Гитарист с отработанным достоинством эффектно кивнул головой:
– Добро пожаловать.
– Вы так чудесно поете, – по-детски восхитилась Нина. – Это настоящее волшебство.
– Волшебство вокруг, – загадочно развела руками Оксана.
Сидящие вокруг костра люди, смотрели на нее с нескрываемым восхищением, словно она была королевой фей, лесной волшебницей и провидицей. Казим, видимо, исполнял роль прислужника-сатира, что наверняка было весьма почетным. Высокий рост, жилистое тело, арабские черты лица, черные шаровары. Он вполне мог бы сойти за джинна, выпущенного из бутылки своей хитрой хозяйкой. Удивительно, но Нина поддалась этим дешевым чарам.
