Когда маляры, смолокуры и дезинсекторы захватили галеон, чтобы подготовить его к выходу в море, едкий запах, вызванный странной смесью краски, смолы и всякого рода дурно пахнущих трав, которые жгли в трюмах для изгнания крыс и тараканов, вынудил Селесту и Мигеля Эредию вернуться в дом Кабайос Бланкос. Там полсотни рабов, работавших на плантации, встретили их с подавленными лицами.
– Что случилось? – спросила девушка, тут же обратившись к повару, тучному и потному сенегальцу, который раньше всегда улыбался, а теперь передвигался по просторной столовой как потерянная душа. – Почему такие лица?
– Говорят, хозяева уезжают и продадут нас мистеру Клейну, – жалобно ответил мужчина. – А мистер Клейн не жалеет плети.
– Да что за глупости? – удивилась Селеста, обернувшись с вопросительным взглядом к своему отцу. – Ты что-нибудь говорил об отъезде? – Увидев его молчаливый отрицательный ответ, она подняла глаза на расстроенного толстяка. – Если мы уедем, то только чтобы вернуться, ведь это единственный дом, который у нас есть. И никто вас не продаст, – заключила она. – В этом можешь быть уверен.
Бедняга выбежал, будто за ним гналась сама смерть, чтобы разнести радостную весть по всей плантации. Увидев, как он зовет рабов одного за другим, и те начинают проявлять явные признаки энтузиазма, Мигель Эредия повернулся к своей дочери.
– Надо что-то с этим делать, – сказал он. – На самом деле мы уезжаем, и нет уверенности, что вернемся. Что будет с этими людьми, если нас долго не будет? Не удивлюсь, если Клейн или кто-то другой в итоге завладеет ими. Здесь негр без хозяина – как кокос на дороге: кто первый пройдет, тот и заберет.
– Мы могли бы дать им свободу, но боюсь, что без нашей защиты их обвинят в каком-нибудь преступлении, посадят в тюрьму и продадут тому, кто оплатит залог.
Мигель Эредия не нашел, что ответить, поскольку знал, что его дочь права. На Ямайке белые не допускали, чтобы свободные черные работали самостоятельно, ведь это, по их мнению, подавало дурной пример остальным рабам и подтверждало принцип, который они категорически отказывались признавать: хотя бы малейшую возможность равенства между черным и белым.
Законы предоставляли всем рабам неоспоримое право обрести свободу, либо выкупив ее, либо по желанию их владельца, но на практике это редко воплощалось. Всем было известно, что власти всячески добивались того, чтобы освобожденные рабы так или иначе оказывались за решеткой. Это позволяло любому владельцу сахарной плантации сделать их своими слугами простым платежом за минимальный залог, установленный законом.
И, по правде говоря, никто не мог четко определить тонкую грань между условиями жизни «слуги» и настоящего раба.
Чтобы оправдать такое вопиющее беззаконие, власти утверждали, что нельзя позволить «закоренелым преступникам» бесконтрольно бродить по острову, да еще и жить за счет остального «общества».
Поэтому Селеста Эредия понимала, что, решив дать свободу своим рабам, она вовсе не гарантирует им эту свободу. Она вновь решила обратиться за советом к банкиру Хафнеру, который, без сомнения, лучше всех знал сложные юридические тонкости колонии.
– Если вы уедете с Ямайки и по какой-то причине не вернетесь, ваши рабы неизбежно попадут в руки Стэнли Клейна. А это, по моему мнению, самый жестокий и беспринципный работорговец, который когда-либо ступал на эту землю. – Банкир сделал длинную паузу, словно наслаждаясь моментом, когда его собеседница затаила дыхание. – Однако, – добавил он, – думаю, есть одна небольшая юридическая хитрость, которой мы можем воспользоваться.
