Работорговцы - страница 19



– Проблема не в моем возрасте, а в твоем, – с насмешкой ответила она. – И я уже предупреждала тебя, что красивые мужчины меня не привлекают. – Она протянула руку и дружески хлопнула его по предплечью. – Что ты собираешься делать теперь, когда тебя вынуждают стать честным?

– Пока точно не знаю, – искренне ответил он. – Но после расчета с моей командой у меня осталось ровно столько, чтобы открыть неплохой бордель в Париже. – Он подмигнул ей. – Можно было бы назвать его «Порт-Рояль». Как тебе идея?

– Плохая. Это как если бы ребенок открыл фабрику леденцов.

– Леденцы заканчиваются, когда их сосешь, – рассмеялся он. – А шлюхи – нет.

– Пусть так, – ответила девушка. – Но было бы печально, если бы последний великий пират Карибского моря, выживший представитель грозной и уважаемой династии, закончил свои дни в качестве «тазика» в публичном доме. Как ни крути, ты остаешься Великим Лораном де Графом и должен уважать себя.

– Ты говоришь о самоуважении, сидя на моем флаге? Не смеши меня!

Она взглянула на него с заговорщическим теплом, в котором читалась искренняя привязанность к человеку, готовящемуся начать последний большой переход своей жизни.

– Я сделаю тебе обещание, которое, возможно, порадует твою грязную, извращенную душонку, – прошептала она, наклоняясь к нему, хотя было очевидно, что никто их не слышит. – В тот день, когда мои ягодицы перестанут быть достойными сидеть на твоем флаге, я выброшу подушку в море.

Голландец распахнул глаза с комически-надежным выражением лица:

– Сегодня ночью?

– Нет, извини, – спокойно ответила она. – Не сегодня ночью и, вероятно, даже не в этом году.

– Какая жалость! – вздохнул он. – Моя нянька, француженка, к слову, научила меня и весьма убедительно доказала, что потеря девственности в раннем возрасте пробуждает дух и расширяет «горизонты».

– Я скорее думаю, что расширяет это кое-что другое, – рассмеялась она. – И пока меня все устраивает, хотя должна признать, что ты был ближе всех к тому, чтобы пробудить мой дух. Ты действительно очаровательный мужчина, и мне хотелось бы сохранить этот воспоминание.

– Ты тоже очаровательное создание, хотя все говорят, что ты тверже кремня. Знаешь, как тебя называют? – При ее молчаливом жесте отрицания он добавил, почти нарочито четко артикулируя: – Серебряная Дама.

– Серебряная Дама? – повторила девушка, словно обдумывая это. – Если честно, мне это даже нравится. И подходит: не каждому удается поднять из моря состояние в слитках серебра.

– В связи с этим мне хотелось бы задать тебе один вопрос, и даю слово, что всегда сохраню секрет. Это то серебро, которое, как говорят, использовал в качестве балласта на своем корабле Момбарс Истребитель?

Селеста Эредиа лишь пожала плечами, уходя от прямого ответа.

– Возможно, – ответила она.

– И как оно оказалось на «Жакаре»? – спросил ее собеседник.

– Это длинная история. Длинная история «хитрости и героизма».

– Мне трудно поверить, что небольшой корабль, как «Жакаре», который на стоянке едва можно было заметить рядом с нами, смог потопить корабль Момбарса, который даже меня превосходил по огневой мощи.

– Ты слышал историю о Давиде и Голиафе? – Голландец кивнул. – Так вот, мой брат был как Давид, только без пращи. Она ему и не нужна была, потому что он был самым хитрым пиратом, когда-либо бороздившим эти моря. – Она сделала жест за спину и добавила: – Я приказала установить шесть тридцатидвухфунтовых пушек на корме; три на верхней палубе и три под моей каютой. – Она посмотрела ему в глаза. – Знаешь почему? Однажды ночью, стоя на якоре прямо здесь, напротив, мой брат указал на твой корабль и сказал: «Он самый красивый из всех, но и самый уязвимый; у него стеклянная задница».