И он с силой толкнул его к краю траншеи, а лейтенант сказал: «У нас нет выхода, товарищ полковник, я видел, что там такое, мы можем привязать трос к трубе и вытащить ее, но это опасно, потому что мы не знаем, что это». И полковник в ответ: «Заткнись же, балда, и привязывай трос». Потом он ударил его кулаком в спину и столкнул в яму, и Валериан привязал трос, но он оборвался. Когда ковш экскаватора по сигналу полковника поднялся, чтобы вырвать трубу, лейтенант остался лежать распростертым внизу, на дне траншеи, как будто бы хотел этим сказать, что ничего больше, чем это, сделать нельзя. А восемь солдат наверху стояли не двигаясь на краю ямы и смотрели вниз на него, а Силиштян орал: «Эй, что ты там делаешь, выходи, к черту, наверх, я тебе тут навешаю!» – но лейтенант ничего не делал и не подавал признаков того, что он его слышал. Солдаты, сгрудившиеся на краю траншеи, молчали, а машинист экскаватора спросил сверху из кабины: «Что случилось?» Но никто ему не ответил.
Потом полковник завопил снова: «Выходи же, ты, сию минуту, иначе я спущусь и подниму тебя кулаками!» – но лейтенант упорствовал в своем молчании и в своей равнодушной ко всему лежачей позе. А солдаты все смотрели на него, столпившись на краю траншеи, а время шло. Полковник давно докурил свою сигарету. Он приближается к краю траншеи, снова крича: «Эй, лейтенант, ты действительно хочешь узнать, что значат хорошая взбучка? А ну-ка, марш из траншеи!»
Но никакого движения там, внизу, не было заметно. И кто-то произнес: «Его ударило тросом, когда тот оборвался. Он не шевелится!» – на что полковник засмеялся, как от хорошей шутки. Потом кто-то крикнул: «Он мертв!» – и лишь тогда на лице полковника что-то дрогнуло, и он заорал: «Вытащите его наружу!» Его вытащили и положили лицом вверх, и его лицо было испачкано в земле, глаза широко открыты, и в уголке рта виднелась струйка крови.
Тогда один солдат наклонился послушать его сердце и снова произнес: «Он мертв, господин полковник!» И полковник сказал: «Не может быть!» – бросился к лейтенанту, задрал на нем куртку, чтобы сделать массаж сердца, и закричал: «Ступайте за скорой помощью!» Но он все так же свирепствовал, все так же не хотел показать, что напуган, и кричал на солдат: «Берите лопаты и работайте!» Однако ни один из солдат не тронулся с места, а мертвый лейтенант лежал там, у их ног, невероятно худой, невероятно хрупкий, под курткой у него не было даже майки, его живот весь ушел под ребра, оставив вместо себя пустоту, в середине которой виднелся лишь пупок, а на левом плече виднелась красная полоса, которая сейчас была синеватого цвета и которая продолжалась, пересекая его грудь по диагонали – след от ремня планшета, своего рода стигмат.
И в конце концов поспешно прибыл кто-то из командования, люди сразу расступились в стороны, увидев его. Он приблизился к полковнику и сказал ему: «Что ты наделал, Дане? Ты еще кого-то убил?»
Только тогда полковник начал бормотать: «Я не знал, что так получится… Я не знал, что так получится… Боже мой, что скажет Товарэща?[24] Боже мой, что скажет Товарэща?..» И только позднее все мы узнали, что этот негодяй был родственником Чаушаской[25], или ее знакомым, или черт его знает кем, и поэтому так сильно ее боялся, и, возможно, она его и убрала, потому что никто больше о нем ничего и никогда не слыхал…
Поднимаю тетрадь с пола, хотя не знаю, что с ней делать, хотя не знаю, кто этот майор, который орет на меня, как сумасшедший, – возможно, что он тоже родственник
