Праскена забралась на телегу, куда была брошена охапка сена.
– Ha-ко вот, княгиня передала, – тиун нагнулся к ней с коня и передал небольшой узелок. – Тут резаны, пригодятся на первое время…
Княгиня Ольга нервничала. Она беспрестанно ходила вдоль окон Людной палаты и изредка останавливалась возле доспехов покойного мужа.
«Господи, – думала она про себя, – ни одной родственной души рядом, ни одного надежного человека. Каждый думает только о себе, о своем благополучии. Григорий? И этот думает только о своем, – крестить всех россиян, не соображая, что не так просто переломить вековое верование в идолов, так и до бунта недалеко. И это при том, что все время приходится ждать набегов то печенегов, то хазар, то византийцев, то мадьяр… Да и свои князья волками глядят, – каждый хочет стать независимым от Киева.
Вон доносили, что при покойном Всеславе некоторые князья тайно собирались и о чем-то сговаривались. Не Всеслава ли хотели поставить во главе княжества? Но, слава Богу, его уже нет…
Соперницы за спиной только и ждут, когда оступлюсь. Ну, ладно, Прекрасу я надежно упрятала, она не страшна. А вот тихоня Милана… Не напрасно говорится: в тихом омуте черти водятся. Не зря же она строит глазки боярам да князьям. Или это молодая плоть играет?
Нет, надо приблизить к себе кого-нибудь из верных и надежных людей. Из знатных? Нет, каждый из них велеречив и покорен, а в мыслях только и думает, как бы возвыситься над другими. А может быть, из простолюдинов? Так они веса не имеют…»
Увидев проходящего по двору старого истопника, тащившего охапку дров на кухню, она крикнула ему:
– Пришли ко мне ключницу.
Тот молча кивнул головой и поспешил исполнить приказание княгини.
Вскоре в Людную палату вошла запыхавшаяся Меланья.
– Звала, матушка? – спросила она.
– Отправили Праскену?
– Да, еще третьего дня. А обратно привезли двух молодых девчонок мне в помощь.
– А какова Малуша? Таровата ли? Исполнительна? Замечена ли в чем предрассудном?
– Чистая, непорочная душа. Светлая, добрая, – готова последним пожертвовать для других, – подумав, ответила ключница. – Хотела бы я иметь такую дщерь. А уж услужлива…
– Пришли ее ко мне, – распорядилась княгиня. – Будет у меня в услужении.
– Как прикажешь, матушка, – поклонилась Меланья. – Когда прислать?
– А вот как отобедаем, так пусть и приходит ко мне.
Ключница поклонилась и вышла. И уже в своем хозяйстве сказала Малуше:
– Княгиня распорядилась быть тебе при ней. Будь осторожна, девонька: у княгини нрав крутенек.
– Ой, что же будет-то? – испугалась та.
– Хитрить да ловчить ты не приучена. Так что все будет хорошо. Приблизила тебя княгиня, теперь и мной станешь распоряжаться.
– Как это? – недоуменно вскинулась Малуша.
– Ты же будешь ближе к княгине.
– Распоряжаться! – воскликнула девушка. – Я вас считаю навроде матушки. Родная-то погибла…
– Спасибо тебе, девочка, – растрогалась старушка. – И ты стала мне, как дочка. Своих-то детей мне не пришлось завести.
Женщины обнялись, смачивая слезами одежду друг друга. Наконец Меланья отстранилась и ласково проговорила:
– Что мы с тобой прощаемся, словно расстаемся навсегда? Чай станешь захаживать-то к старушке? Не забудешь?
– Да кто же от матери отказывается? – изумилась Малуша.
– Ну и ладно, ну и хорошо. Давай я тебе помогу причесаться, а то неловко появляться перед княгиней растрепой. Она ужасть как не любит беспорядок…
