Итоговые рассуждения К. Поланьи о свободе представлены в главе «Свобода в сложном обществе» [51, – 2]. Знакомство Поланьи с определенными достижениями антропологов и этнографов позволило, думается, сделать ему (дополнительно к предыдущим, опиравшимся на таковые же знания) следующие выводы:
«И если мы не хотим, чтобы индустриализм совершенно уничтожил homo sapiens, мы должны подчинить его требованиям человеческой природы. Рыночное общество заслуживает критики не потому, что оно основывалось на экономике – последняя представляет собой в известном смысле необходимый фундамент любого общества, – а за то, что в основе его экономики лежал принцип эгоизма. Подобная организация экономической жизни является совершенно неестественной и необычной – в строгом эмпирическом смысле чего-то исключительного и идеального. Мыслители XIX в. исходили из предположения, что в своей экономической деятельности человек, как правило, следует тому, что они называли экономической целесообразностью, и что любой его поступок, противоречащий этому принципу, есть результат внешнего вмешательства. <…> Врожденный порок общества XIX в. состоял не в том, что оно являлось индустриальным, а в том, что оно было рыночным. Индустриальная цивилизация будет по-прежнему существовать и тогда, когда утопический эксперимент саморегулирующегося рынка уже успеет превратиться не более чем в ужасное воспоминание. <…> Рыночная система – это мнимое царство свободы – состоит из своевольных винтиков, действия которых, однако, подчинены столь же строгим правилам, как законы геометрии. В обществе, образующем единый организм, истина эта становится вполне очевидной, а иллюзия свободы исчезает. Именно на этом уровне проблема свободы и должна найти свое решение».
Эту незавершенную главу (судя по предисловию Н. Розинской) итоговой работы Поланьи, как и прочие публикации, надо изучать, конечно, отдельно. Но уже краткое ознакомление и выявление частичной опоры автора на антропологические знания позволяет полезно (для современного мышления о главном) дополнить выводы Поланьи представляемыми здесь и ранее системными обобщениями.
Проблема социальной свободы рассматривается учеными до сих пор [25; 28; 71], что вызвано, конечно, продолжением и усугублением антиобщественных и антигуманных процессов, рождаемых, питаемых и сохраняемых рыночной экономикой. В то же время видится странным, что и К. Поланьи, и современные ученые не пытались развить органицизм Г. Спенсера на базе научных достижений в познании живой природы, человека и общества. В период основных работ К. Поланьи органицизм был в Европе на подъеме, были и некоторые теоретические знания в общей биологии, в познании человека, но с «общей теорией систем» (Л. фон Берталанфи) Поланьи, по всей видимости, не был знаком. В том-то и состоит, очевидно, причина отсутствия внимания ученых—экономистов и социологов второй половины 20 века и современных к органицизму, что физиологические аналогии, на которых развивался органицизм, являются уже явно не научными, а системная методология и соответствующие системные знания видятся учеными пригодными лишь для естествознания, для сложных технических и социотехнических производственных систем общества (но не для общества в целом), или для системного анализа и развития экономики в существующих парадигмах. К тому же привычная для ученых, традиционная методология исследований экономического развития, с использованием взглядов классиков, видится не только научно достойной, авторитетно высокой, но и менее затратной. Тем не менее, некоторые профессиональные шаги в познании общества как такового с использованием системного подхода все же произошли [41; 45] (и др.).
