Вся жизнь – волна.
Может, это – самое удивительное, доступное наблюдению, явление в Природе! – Ведь радиоволны – не видимы.
Это – моя мечта? – Войти бы в такой же лад с целой сущностью Природы.
Отраднее отрадного – и послушно, и умело скользить по волне спосылаемой мне свыше Мысли.
Говорил:
–– Андрюша, считай, дело сделано.
–– Считаю.
Дабы большее принять… может, и ходил – до того скорбного утра – по квартире голый… – И не замечал этого.
…Маме – маме об этом, о работе, верней – о не-работе, я, конечно, ни слова.
…В мокроту вышел уже в серую. И пахнущую другим, чужим городом.
Дождь был видим. И лужи были везде на асфальте и на снегу.
Сразу промок.
Зонт… забыл?
…Всегда думал и так всегда знал, что у мамы день рождения тринадцатого, а у неё – недавно увидел в какой-то бумаге… четырнадцатого!
И всегда она говорила «спасибо» в ответ на мои поздравления… тринадцатого…
Говорила тихо…
Нарочно!
Почему она меня никогда не поправила?..
Или хоть бы папа.
Так это она ему, конечно, и не велела!
Зачем ей надо было – так?..
…Как хорошо, что я весь промок!
Сел в их, в том городе, троллейбус. Ехал с его, того города, пассажирами. Вышел у той, где и знал, больницы…
В ботинках хлюпало. Во рту было сухо.
Но большего я – сегодня и сейчас – сделать не мог.
Для неё… для неё…
…Подошёл к больнице.
Три этажа…
Единственная, по фасаду здания, дверь.
Никого… Все спрятались…
Открыл, вошёл.
Тёплое и душное фойе – полное-полное!..
В основном – женщины, в основном – в очереди. И все – с сумками в руках. Ужасное же самое – с одеждой в руках! С верхней.
Я капризно, я плаксиво запыхтел…
Спросить «последнего»?!.. В очередь?!.. Стоять?!..
Я дерзко выскочил прочь, вон.
Очередь! – Самое бесправное и унизительное, по мне, самоустройство социума.
На улице, у дверей под козырьком, задыхался.
Минуту. Полминуты…
«Реанимация» – «приёмный покой»… «Скорая» же – всегда туда!..
Пошёл к углу здания… Повернул…
Вот. Дверь. И даже – под большим навесом на столбах.
Пошёл к этой двери!.. Размахивая руками!..
Тяжёлая, металлическая, чёрная…
Распахнул надёжно.
Вместился.
В тихой тёплой комнате свободной – белая вся санитарка и чёрный весь охранник…
–– Я помощник губернатора.
Они оба промолчали…
–– Моя мать тут умирает.
Они – где и сидели…
–– Мне как в реанимацию?
Они шевельнулись, чтобы что-то сказать…
–– Я куртку оставлю у вас.
И я уже её снимал.
Они одновременно негромко попросили … куртку взять почему-то с собой… «на руку»…
Просто и тихо объяснили: по лестнице, третий этаж, налево…
Я миновал их с курткой на руке.
Но на третьем этаже чуть с лестницы в коридор – опустил куртку, за вешалку, к полу… и поволок… как бы большую сумку.
Бывал, то есть, в больницах бегло и псевдосострадательно.
В тусклом медицинском запахе… санитарки встретились по коридору длинному две, но обе – толстые старухи вялые.
По сторонам кое-где… ленивые полосатые тени…
…А вдруг мама сейчас… спросит?!
«Сократили» – и, едва я с глаз, вдруг меня немножко затрясло!.. Как трясёт от холода или вон с похмелья.
Да-да-да… Меня затрясло… от гнева!..
Так со мной бывало, когда меня – что: обманывали… когда, как я видел, думали, что обман удался… когда, главное, обо мне так решили… и когда это – друзья или эта родня…
Теперь, в моём возрасте, мне стыдно… за такой мой рефлекс…
Мне, в конце концов, стыдно… за мою внимательность, за мою, что ли, наблюдательность!..
Да, мне стыдно теперь, что я вообще-то всю жизнь… глазел по сторонам.
