Потому-то я и не чувствую себя оскорблённым.
…Я, который – «я», не просто на этом свете, в этой жизни, в этом теле – не просто в этом видимом мире.
Я – в Мире.
В Мире, который состоит из «этого света» и «того света».
И просто я сейчас – на «этом».
Я в Мире – почему так понятнее мне самому себе говорить, – который – из видимого мира и невидимого мира
И я сейчас – в видимом.
И значит – значит, что «тот свет», «та жизнь» – просто-напросто мною буквально не видимы.
Но они – вокруг!
И я в них – как в соку, как в течении, как в ветру.
Я – в Жизни!
…Биржа и пособие – скука, унизительная скука.
В развязанном своём состоянии – лишь бы устроиться куда попало на работу.
Даже как-то всё вокруг сделалось ново!..
И чуть я на эту тему – знакомый мне советует: иди, как и он… натурщиком в художественное училище!.. Он, дескать, просто сидит – а ему платят. Он сидит себе… его рисуют… И чтоб ни ему, ни всем не скучно было, он говорит, говорит, говорит… чего-нибудь…
Я прямо содрогнулся. Только тут мне бросилось в глаза, что ведь он – офицер в отставке… и лет на десять меня старше…
Как сие символично!
Я взял, умело-то, – и конечно, баловства ради! – любую газету, где есть та, вожделённая, рубрика… Кем бы мог? – Ну, чтобы – что? – попроще… Да вот – плотником! Даром, что ли, деревенский… Звоню… Голос: «Слушаю…. Здравствуйте, Андрей Константинович!..» Я – сразу отбой. Как у них там мой номер?.. Может, писал в газету когда-то о ком-то…
Тогда мне ещё не ведома была эта формула: мир мал…
…И выходить на улицу стал – уже с подлинным страхом.
Вокруг меня – спящие!..
Лица прохожих – выражение якобы знания и якобы понимания жизни. – Тупое выражение – сон понимания!
Пошёл, в поисках-то, в одну контору – всё здание в лесах. Зашёл внутрь – окна заклеены снаружи, полумрак… Ремонтирующие – во сне ремонта!.. Сотрудники все тут – бывшие во сне доремонтном!.. Скоро будут – во сне послеремонтном…
Да и все-то вокруг – во сне, во снах: «до-перестроечном». «пере-строечном», «пост-перестроечном».
Странно и жить среди странных!
Страшно даже, когда спящие – твои близкие.
Страшно – больно и подумать об этом…
Но надо идти на боль.
Почему – надо?..
Не знаю… Вернее, знаю: значит, я такой… что мне это надо.
И – надо идти на боль!.. Не терпеть. Незнания. И – на самую, значит, тайную свою боль. Чтоб, войдя в неё, как-то разрешить. Эту боль населить самим собою. Но и – оставшись собою!
Если есть свет – то потому, само собой, что есть и тьма.
И они – вместе!
Плеснуть в ведро воды родниковой ложку чёрной туши – и вся вода будет серой. – Так сказать – посредственной!..
И как же жить?!..
А надо сказать себе раз навсегда, что тушь в воде – нерастворима.
То есть: надо сказать себе прямо, да, прямо: я – чистый, да, я – чистый!..
Если я, например, люблю женщину именно эту, то все другие женщины для меня – частицы инородные. – Да, хочу я или не хочу.
И так – во всём бы в жизни.
И – в главном.
От рождения все – либо ангелы, либо бесы.
Опять же: кто не понимает этого – тот во сне.
…На дверях: «Кабинет реанимации».
Сердце где-то… рядом со мной… ощутимо стало…
По – живой?..
Слово это… какое зыбкое…
За дверью внутри… впрочем… присутствовало что-то… впрочем… как бы домашнее…
По живой!..
Бросил куртку на пол.
Подумал подумать – постучать ли?..
А уже стоял в какой-то комнатке тёмной, как тамбур… и дальше – звала дверь открытая… звала – электрическая яркая…
Но из боковой двери вышел в белом халате кто-то. – Молодой мужчина, коротко стриженый, аккуратно бритый… совсем молодой, с глазами пытливыми… студенческими.
