Рад Разум - страница 9



А я – никогда в отрочестве даже и не мечтал… что буду даже хотя бы слышать… мат или перегар…

Самому закурить?..

Стать посредственностью!

Грязь терпеть?..

А как же – счастье?!..

…Это самое трудное, что дано, вообще – что мыслимо в этой жизни, на этом свете, в этой видимой жизни, перенести.

Как жить чистому, если они в самом деле чист?

Острее этой идеи в мире, мире людей, и не может быть.

Это край.

Как жить честному – честно?

Смысл жить – жить лично, а не на потребу комаров, червей и людей – есть лишь тогда, когда я ежемгновенно – в пространстве многомерном, в Пространстве!

Всякая иная жизнь – для существа, в котором есть дух, – прозябание двухмерное.

Вот я – вот окружающий так называемый мир: я – и родня, я – и друзья, я – и учителя… я – и женщины, я – и должность, я – и деньги… и так далее, и так далее… я – и здоровье, я – и болезни… я – и, наконец, черви…

Вот сны двухмерного пространства.

Законы всяческие ухищрённые иные – изобретены сонными и – во сне, и – для сонных, и – для сна.

Забота единственная у разумного: как быть на этом свете человеку бодрствующему?


…В автобусе вспомнил ночное: «ужас пребывания».

Чувство это длилось, по сути, и теперь. Разве что я с ним смирился.

Да, не привык, а смирился.

В тот, под одеялом, миг я особенно чётко ощутил себя, меня… маленьким живым предметом… в огромных сомкнутых ладонях…

Так и сейчас.

Ужас – от неожиданности этой догадки.

А обычное состояние человеческое повседневное – попросту страх. Страх, который он, человек, страшась этого слова, называет – то волнением… то ответственностью… то набожностью…

Страх пребывания в жизни – состояние длящееся и… нормальное.

Пребывания в жизни: в этом теле, в этом мире, на этом свете.

…Из автобуса вышел – уже под чёрный дождь своего города.

Набрал номер… идя или стоя в луже…

Юный ровный голос…

–– В семнадцать тридцать.

Я – пошагал, пошагал, пошагал…

Но – сколько ни иди… Никогда теперь не встретишь.

Кого хотел бы – больше всего и всех.

Никогда…

И даже и не увидишь.

Никогда…

Чёрный дождь по щекам был горячий.

Мир – мал.

Мир – мал!..


2

Мысли – уже такие мысли, что начинает болеть голова, и по утрам открываю глаза, чтобы выпустить мысли через глаза наружу.

Зачастую я в настороженности – необычной…

Однажды. Пришёл домой, отпер квартиру, запер за собой, стал в прихожей ботинки сымать…

Стукнуло что-то в комнате!

Онемел…

Как что упало…

Сжался! загорелся!

Я быстро… я медленно… в комнату…

С каким чувством?

Ничего… ничего нет…

Или… ты собирался вымолвить… «никого»?..

Так вот – как назвать это чувство? – А оно во мне, пожалуй, ежемгновенно.

Особенно – с тех пор-то, как я начал «по новой» мою жизнь, с того дня, как меня «сократили»…

И – ощущаю какую-то редкую, редкостную волю.

Мне тесно в нашем городе.

Но мне тесно было бы и в столице.

Потому что… мне уже тесно… на всей планете!

Шепчу, шепчу так – и становится легче жить.

Правда так уж правда.

…Я же с детства, помню, чувствовал, явно чувствовал – ощущал реально, как запах, – что и я, и все мы, видимые, – ещё как-то и чем-то или кем-то… видимы.

Почему-то даже казалось странным, если б было иначе.

И не взял чужого ни спичечного коробка.

А всякая невзгода теперешняя – мне прямо нужна: для всё большего и большего просыпания!..

Чья-то, без аллегорий, невидимая рука сдвигает меня, как сосуд по столу, – от чего-то, к чему-то…

От сна – к яви.

К краю!

К пониманию.

К полёту-то… чтобы – вдребезги!..

И что же в результате.