– Мам, а что он говорил про избяного дедушку, которого надо спрашивать? – спросила Леся, удостоверившись, что дяденька нас не слышит.
Мне тоже было интересно.
– Это местные суеверия. Я ничего такого не знаю.
– То есть на тех, кто не верит, не сработает?
Мама как-то неопределенно пожала плечами.
– Мама, скажи! Если я не поверю в избяного дедушку, то со мной ничего не случится?
– Слушай, Леся, все мы во что-то верим. Кто-то в избяного, или домового, или, там, ледащего, кто-то исключительно в науку, кто-то в Бога, кто-то в могущественный интернет. Кто-то верит, что его от всего на свете спасет МЧС. Чаще всего помогает именно то, во что мы верим. Если не срабатывает, мы начинаем искать другие известные способы, в которые верили наши родители, например.
– А что тогда произошло с тем мальчиком? – не унималась Леся.
Мама фыркнула:
– Отличный способ снять с себя ответственность, вот что это такое. Не папаша оставил ребенка в опасности, а якобы какая-то потусторонняя сила виновата.
– Как там наш папа? – загрустила Леся. – Он там совсем один, без нас.
– Очень надеюсь, что совсем скоро приедет.
Мама принялась копаться в сумках, а я стала обходить наши новые владения, стараясь не особо принюхиваться. Не сказала бы, что пахло отвратительно, но какой-то плесневелой сыростью точно несло, хотя в доме было сухо.
При беглом осмотре на полке в буфете нашелся радиоприемник. Наверное, именно про него говорил дядя Митяй. Сам аппарат был пластмассовый, черный, покрытый ровным слоем сероватой пыли. Прежде чем я успела руку протянуть, вездесущая Леся уже протерла корпус радиоприемника влажной салфеткой. Вот неугомонная!
Мне кажется, радиоприемнику было не меньше шестидесяти лет, а то и все сто. С отколотым краем, с потертой переносной ручкой, он был примитивен до безобразия. Всего два колесика с надписями «Настройка» и «Громкость» и клавиша «Диапазоны». И панель со шкалами и цифрами, которые мне абсолютно ничего не говорили.
За дверью раздалось предупреждающее покашливание. Мы ждали, что наконец-то появится пресловутая Изосимиха, но вошел опять дядя Митяй со стопкой постельного белья. Видимо, решил на этот раз не пугать нас своим неожиданным приходом.
– Хозяйка моя передала, – пояснил он, торжественно протягивая белье.
Мама вежливо поблагодарила. Вид у простыней и пододеяльников был лежалый, но, судя по тому, как спокойно мама забрала эту стопку, все было чистое. Или мама решила ничего не принимать близко к сердцу. Забить, проще говоря.
– Какие слова переговорил, какие недоговорил, все слова пристаньте, – пробормотал дяденька, стоило маме взяться за простыни.
Хотя, возможно, мне это только показалось. Никакого ведь смысла в его скороговорке не было. Да и к тому же он немедленно принялся объяснять, где чего лежит и как что включается.
Уже на пороге дяденька потоптался и со своим квакающим смешком, как бы оправдываясь, поставил нас в известность:
– Я, это… Мы на ночь-то запираемся, дом-то. Так что если что надобно, то пораньше темноты говорите, а то так не пустим. И вы дверь-то запирайте.
Мама вежливо кивнула (очень осторожно из-за своей мигрени) и снова поблагодарила.
– Обращайтесь, ежели что. А, и поесть приходите.
Наконец-то дяденька ушел. И дверь за собой прикрыл.
Мама снова принялась рыться у себя в сумке, пытаясь найти таблетки от головной боли.
– Куда они запропастились? Всегда же здесь были… Зато у нас есть крыша над головой, и вполне себе нормальная.
