– Эти сво… Они не поставили меня в известность.
– Так разберись с ними! И чтобы больше никаких коллективных писем!
В трубке послышались короткие гудки.
Не успел председатель перевести дух, как телефон вновь зазвонил. На проводе был большой человек из областной администрации:
– Достали меня твои узники совести!
– Что же мне делать? – спросил председатель.
– Готовь приказ об увольнении Гурова. Если запустить это дело, они еще не так развернутся со своими доносами. К концу дня приказ должен быть готов.
Председатель обреченно повесил трубку.
А на радио тем временем начиналось оперативное совещание.
– Позавчера у Раскатова, вы знаете, проходила встреча с коллективом радио, – начал оперативку Гуров. – Там были высказаны замечания по качеству наших программ. Я думаю, некоторым журналистам надо подтянуться.
Гуров выразительно посмотрел на Голдмана и продолжил.
– Больше надо делать аналитических материалов, ходить по городу и записывать голоса людей, ездить в область и делать проблемные репортажи.
И еще, я не за кем бегать не буду. Сейчас какая ситуация, все должны работать своей головой, мобилизовать свои силы, чтобы претензий к нам никаких не было.
Теперь по вопросу, по которому мы собирались у Раскатова. Все, кто там был, ситуацию поняли. В коллективе разногласие, не все ведь высказались в защиту Николая Анатольевича…
Гуров заговорил о себе в третьем лице.
– Я бы хотел, чтобы высказались все! Председателю на раздумье дали два дня, чтобы уволить Николая Анатольевича. Сказали, иначе ты будешь с Серовым гнить в тюрьме.
– Надо осторожней себя вести, Николай Анатольевич, – проявила заботу Филимонова.
– А что теперь осторожничать? Мне дали понять, что все, о чем здесь говорится, тут же узнает Раскатов. У нас есть люди, которые ему все это передают, что для меня, в общем-то, уже не секрет. Пусть это будет на их совести. Я с Николаевым работать не буду! Чтобы зря не подставляться, я должен знать, что все люди меня поддерживают. Если коллектив дружный, мы должны показать это. И вообще, дружба проверяется не на пьянках, а на таких вот тяжелых ситуациях. Если мы хотим двигаться до конца, то сегодня же мы должны писать письмо в союз журналистов.
– И подписи! Собрать все подписи! Пусть даже кого-то сейчас не застанем, днем распишутся.
Это вклинилась Баранова. А Гуров продолжал:
– Меня председатель будет уговаривать уйти, и я уйду.
– Нет, Николай Анатольевич, нужно стоять до конца, – возразила Баранова.
– Надо всем собраться и проголосовать, – сказал Хрынов.
– Я уйду, не все меня поддерживают, – гнул свое Гуров.
– Николай Анатольевич, – это Филимонова подала голос, – если все в субботу пришли на встречу с Раскатовым, значит, все поддерживают вас.
– Пришли, но не высказались…
– Мы просто слушали его, ведь он говорил в основном.
– Кто-то передал Николаеву и Раскатову, что якобы у них интимные отношения, а об этом разговор шел только у нас на радио, ну может еще на телевидении. Значит, точно у нас стукач завелся, – Гуров помолчал и добавил. – У нас завелся стукач.
Наступила тишина, которую прервала Романенко:
– Давайте разрабатывать тактику, организовывать собрание и чтобы люди подписывались под письмом в союз журналистов.
– Кроме союза журналистов еще куда-нибудь надо послать письма, – произнес Баранов.
– Что мы писать-то будем? – спросил Серов. – Я не понял, против кого? Против кадровых перемещений?
