– Гадости всякие. Не хочу даже пересказывать.
– Ну, и не надо, – успокоился Лева. – На днях кончится их время.
– С чего ты взял?
– Бочонок должен приказ на увольнение Гурова подготовить. А с ним и Романенко слетит.
– Какой еще Бочонок?
– Председатель наш. Бочка со спермой. Его так телевизионщики прозвали.
– И ты думаешь, что он подпишет этот приказ?
– А куда он на хрен денется, если на него сам Раскатов давит?
– Это еще ни о чем не говорит, – пьяно парировал Саша. Похоже это была не первая бутылка для него сегодня. И не первый день потребления. – Тебе что ли Раскатов нравится?
– Серьезный мужик. Первый раз встречаю порядочного политика.
– В чем интересно его порядочность?
– Ну, такой он… конкретный. Любит дело делать.
– Он что? Для тебя что-то уже сделал?
Голдман задумался.
– Пока вроде нет, но обязательно сделает. Сказал, что уволит Гурова, значит уволит. Мне, конечно, Гурова немного жалко, но больно хочется на новом оборудовании поработать, большую зарплату пополучать.
– Пусть сначала сделает, а потом и говори. Не внушает доверия мне твой Раскатов – бывший директор чекового инвестиционного фонда.
– Ну и что? Все политики нагрели руки либо в фондах, либо на приватизации. Других-то нету!
Сашка протягивал второй стакан. На этот раз водки было налито почти до верха.
– Не хрена так много?
– Я остатки разлил…
– У тебя остатков больше половины бутылки.
Лева с трудом выпил предложенное. Желудок попытался отторгнуть пойло, но Голдман его осадил. Пусть знает – кто здесь главный. Лева запрокинул голову и посмотрел на звезды. На темном небе они блестели ярко как в планетарии. Правда, кружились.
На улице становилось холоднее. Несмотря на обилие выпитого, начинало знобить.
– Может в гости к кому-нибудь забуримся?
– Это мысль.
Пустая бутылка закатилась под лавку. Коллеги встали и, покачиваясь, двинулись на Бродвей.
– Ты звони, а я еще флакон возьму, – распорядился Сашка и двинулся к коммерческому киоску.
Лева накручивал диск, но все безрезультатно. Все знакомые ему вежливо давали от ворот поворот.
«Не сошлось, – думал Лева. – А бывает, всех как прорвет и хором жрут водку, только успевай наливать».
Внезапно к киоску подъехала милицейская машина. Оперативники быстро скрутили Сашку и затолкали внутрь. Машина тут же уехала.
«Что стряслось? Может, он их ограбить решил? Попросил бы денег, у меня еще есть немного. Надо дергать отсюда, пока меня не загребли за компанию. Сашке все равно уже не помочь, тем более что я в таком виде».
Голдман пошел на остановку.
А за несколько минут до этого возле киоска произошла живописная сценка.
Нужный сорт водки Саша нашел на витрине сразу.
– Одну «Столичную», – волна перегара вплыла через окошко киоска беспрепятственно, заставив содрогнуться продавщицу и мужика с телефонной трубкой. Видимо, хозяина точки.
– У нас учет, подождите минут пятнадцать, – неприязненно произнесла киоскерша.
– Какой, на хрен учет? Водку давайте!
Весь вечер подсознательно Сашок хотел самоутвердиться. Не потому, что чувствовал свою ущербность. Цену себе, как высококлассному журналисту он знал хорошо. Сознавал ее и Голдман, так что перед ним «загибать пальцы» не имело смысла. К тому же между журналистов – это дурной тон. А вот какую-то малограмотную торговку стоило поставить на место. Тем более, что Саша был не просто журналистом, а помощником представителя президента.
– Кому грубишь, работница сферы обслуживания!
