Радиоволна - страница 7

– Вы признаете свою вину? – продолжил Гейт.

– В чем?

– Что провоцировали людей на бунт, что хотели свергнуть Правительство, критиковали законы, введенные Командором, и так далее.

– Нет, не признаю, – устало отрицал Сверчок.

– Как?! – удивился Гейт. – Разве не вы рисовали все эти листовки?

– Я, но я не подстрекал никого к бунту, я просто высказывал свое мнение.

Мужчина безнадежно отвернулся.

– У вас есть сторонники в высказывании «своих» мнений?

– Нет. Я всегда действовал один. Я одиночка, – ответил Сверчок.

Гейт взял со стола толстую папку и напоследок еще раз внимательно посмотрел на задержанного. Тот ответил открытым невинным взглядом нашалившего ребенка и улыбнулся.

– Прощайте, – сказал Гейт и вышел из комнаты.

Одним из последних Гейт вышел из Департамента и направился на площадь. Громкоговорители гудели со всех сторон, приглашая жителей города наблюдать за вынесением приговора. Капитан подошел к шеренге военных, выстроенных у высокой стелы, на вершине которой была установлена скульптура женщины с отрубленной головой в руках – пафосный символ верности Конфедерации, утверждающий о готовности отрубить собственную голову, если в ней зародится идея о предательстве устоев общества.

Мужчина коснулся кепи, приветствуя сослуживцев, и встав по левую руку от Командора Хэнка, передал ему папку с делом Сверчка.

Площадь была полна зевак. Люди молча толпились, отгороженные от цепи военных невысоким металлическим забором. Но, несмотря на толпу, было тихо, отчего голос, летящий из громкоговорителей, эхом растекался по улицам города. Гейт встретился глазами с Лали, она стояла в шеренге женского подразделения Департамента по левому краю площади.

В центре, недалеко от небольшой деревянной трибуны, на асфальте сидел Сверчок со связанными за спиной руками. Рядом с ним стоял сержант, наблюдая, чтобы пленный не сбежал. Но Сверчок и не думал об этом. Он сидел, по-детски улыбаясь, направив лицо к солнцу и наслаждаясь его теплом. На огромной площади старик казался еще меньше ростом. Превратился в маленькую точку среди серого моря людских силуэтов, которое вздымалось едва заметными глазу волнами от жара, идущего от нагретого асфальта.

Раздался громкий гудок, и Командор Хэнк взошел на трибуну, поправляя фуражку, на мгновение показав седые, блестящие на солнце волосы. Высокого роста, на вид лет пятидесяти, но наверняка он был старше, на приподнятой над землей трибуне он казался атлантом. Сколько Гейт помнил, Хэнк всегда был на передовых позициях в Департаменте. Когда ему было тридцать, он был ближайшим советником своего предшественника Командора Росса, а после его смерти занял его должность.

Хэнк открыл папку с делом и заговорил:

– Все вы знаете Сверчка. Много лет вы читали его листовки, некоторые из вас даже переписывали их от руки и передавали другим.

Ропот раздался со всех сторон, но Командор поднял вверх руку, призывая к тишине.

– Сегодня разговор не о вас. Сегодня мы говорим о нем. – Хэнк махнул рукой в сторону арестованного. – Этот человек многие годы живет среди нас, ест нашу еду, укрывается под крышей теплого дома, пользуется всеми нашими благами и одновременно… плюет нам в лицо, называя Конфедерацию зверем, уничтожающим личность. Если он имел в виду ту лицемерную личность, которой является он сам, то таких предателей не только можно, но и нужно уничтожать. Им нет места в нашем обществе, среди людей, верных законам и принципам. Им нет места среди нас, готовых отрезать собственную голову ради общего блага страны. Сегодня вы увидите, как этот человек – Иван Дамиров – понесет свое наказание. Не за листовки, не за свободу выражения своего мнения, как он говорил на допросе, а за предательство страны, которая все эти годы оберегала его, давала ему кров и пищу. – Командор захлопнул папку и махнул рукой сержанту, стоявшему рядом со Сверчком.