Грач поднял глаза, увидел рыжую бороду и красные скулы ратника.
– Липу в роще резал… – Грач нахмурился.
– Липу в роще? – неприятно вскрикнул всадник. – Зачем? – он странно забеспокоился.
– Я – резчик.
– Так коневод или резчик?! – всадник не поверил. – Ты – лешак? Слышишь, чернявый!
Всадник потеснил Грача грудью коня. Мигом вспомнились бабкины рассказы, как в прежние времена проверяли полукровок на нечистоту. Его родная мать, вила, в жизни не приближалась к лошади – говорила, что ей грудь щемит. Близко-то подпустит не-человека только лесной зверь, а не конь. Грач назло всаднику выкинул перед мордой коня руку. Лошадь шарахнулась, всхрапывая.
– Ведьмёныш! – ругнулся всадник, отступая.
Вообще-то, не стоит пугать лошадей, когда тебя проверяют на нечистоту. Но всадников, кажется, как раз это и убедило. Они отъехали.
Весь караван прошёл, и только двое ещё задержались. Один с высоты седла, вывернув шею, рассматривал Грача. Приятельски цепкий, чуть нагловатый взгляд. Тонкие, сжатые губы, которые, кажется, должны иногда приоткрываться скалящиеся зубы… Всадник откинул с головы кольчужную сетку, растрепал жёлтые, белесоватые волосы.
«Соловый», – вспомнилась Грачу такая же масть лошади.
– Златовид, это ты, что ли? – с недоверием выговорил Грач.
Желтоволосый всадник одной половиной лица скривился и с натугой расхохотался:
– Цветослав, я смотрю, ты или не ты, – Златовид в шаге от Грача спрыгнул с лошади. – Так, здорово же!
– Зла-ат! – у Грача прорвался смешок. – Разбойник.
– Разбойник и есть!
Злат кулаком ткнул его в плечо. Они обнялись, стуча, как водится, друг друга по спинам.
– Пять лет, – посчитал Злат. – Или шесть прошло?
– Вроде того, – согласился Грач. – Тебя где носило-то?
– А я думал, ты к вилам подался, в матерние села… – это было сказано так легко и непринужденно, но на вопрос Злат не ответил. Грачу это почему-то не понравилось.
– Я – изгой. Меня выселили.
– Свиньи, – Злат сказал это без всякого выражения. – Я наведу порядок, – пообещал. – Наведу. Видел? – он кивнул в след уходящим ратникам.
Грач настороженно проводил их глазами – серых, избитых, с добром за спинами.
А Златовид неожиданно напомнил:
– Ты сам остался. Со мной не поехал.
– Ты и не звал.
– Сам виноват, – перебил Злат и колупнул снег носком сапога со шпорой. – Это что у вас – заморозки?
– Снег не сошёл, – пояснил Грач. – Ещё с зимы. Наведёшь порядок?
Златовид разволновался:
– А кони? Кони как? Без корма?
– На тебеневке.
– Ч-ч-чудо природы, – Злат был раздосадован. – Как не вовремя, не кстати…
– Старики говорят, это не к добру, и быть великой беде.
– Старики твои, – Златовид обозлился, – каждого поскреби – всё упыри да ведьмы! – он стеганул плетью по снегу, тот взвился белыми искрами.
Ведьмами и упырями обзывали чужих. Грач поморщился.
– Я – ведьмёныш, – напомнил сквозь зубы.
– Цветик, – Злат поостыл, – ладно тебе. Где твои выселки?
– После Залесья.
– Садись, – Злат подвёл жеребца и вскочил на него. – Садись позади, я не навьючен.
Жеребец этот был тоже караковым, тоже усталым и загнанным. У него на передней ноге бурела зажившая резаная рана.
…Вот так и несутся кони: вихрь, дробь и топот. Кони крылаты, только крыльев никому не видно. Где и когда неслись эти кони? Как мечты, как мысли, как сны и желания. Кажется, с той поры миновали те самые шесть лет. Наверняка Грач этого не знал. Быть может, кони летели в мечтах, быть может, в чужих принесённых сегодня воспоминаниях.
