Глава 1. Рождение Пустошей
2045–2052 гг. Первые годы после Катастрофы
Катастрофа не грянула громом – она пришла тихо, как сбой в механизме мира. Сначала люди думали, что это локальная авария. Потом – что война. Лишь когда перестали работать спутники, а по улицам поползли первые стеклянные трещины в воздухе, все поняли: что-то сломалось на самом деле.
Первые дни
Города не горели. Они забывали, как быть городами.
Бетон крошился, как печенье, обнажая арматуру, которая извивалась, словно от боли. Автомобили застывали посреди дорог, их двигатели намертво сливались с асфальтом. Люди просыпались и находили свои отражения в зеркалах – но те не повторяли их движений. А потом начали шептать.
В больницы хлынули первые пострадавшие.
– Доктор, я не сплю уже две недели, – бормотал мужчина с прозрачными, как слюда, веками. Его зрачки судорожно метались, будто он видел что-то за спиной врачей. Через три дня он исчез, оставив после себя лишь тень на стене – и ту через час стерли санитары, потому что она шевелилась.
– Мне холодно, – жаловалась девочка, у которой изо рта шел пар при +30°C. Ее кожа покрывалась инеем. Когда она умерла, тело не разлагалось – оно испарялось, как сухой лед.
Врачи называли это синдромом пустоты.
Голод
Еду приходилось добывать как в каменном веке. Консервы протухали за часы, даже в закрытых банках. Мука превращалась в черную слизь. Воду можно было пить только из глубоких колодцев – та, что текла по трубам, иногда горела синим пламенем.
В пригородах люди ловили крыс и ворон. Потом – собак. Потом…
– Они не люди больше, – шептались в очереди за пайком. Говорили о тех, кто ушел в мертвые кварталы и вернулся с пустыми глазами и слишком острыми зубами.
Первые крепости
Стальной Улей родился из отчаяния.
Бывший завод, окруженный рвами с горящей соляркой. Стены из брони танков, сваренных в панике. Люди спали в цехах, под вой ветра в трубах, и просыпались от того, что металл пел по ночам – тонко, как комариный писк.
Здесь заново изобрели первый паровой генератор. Когда рухнула энергосистема, это произошло не из-за нехватки топлива. Бензин в баках оставался бензином, но не воспламенялся – будто сама концепция горения была оспорена реальностью. Дизельные генераторы молчали, будто их механизмы забыли законы термодинамики. На АЭС реакторы застыли в странном состоянии – не холодные и не горячие, просто… безразличные.
Солнечные панели, покрытые вечной пеленой пепла и облаков, давали ток, достаточный разве что для карманного фонаря. Ветряки вращались даже без ветра, но не производили энергии – их лопасти рассекали воздух, словно перемешивая нечто невидимое.
И тогда вспомнили о паре.
Не потому что он был лучше. Потому что он был последним, что еще подчинялось старым законам.
Уголь все еще горел. Вода все еще превращалась в пар под действием тепла. Металл все еще проводил это тепло. В этом была ужасающая простота – все сложные технологии рухнули, но элементарная физика XIX века продолжала работать.
Первые паровые установки собирали из:
Котлов старых фабрик
Труб отопления
Даже самодельных бойлеров
Они были ненадежны, опасны и требовали постоянного ухода. Но когда механик видел давление на манометре – он мог быть уверен, что это реальное давление. Когда котел шипел – это был настоящий пар, а не голос из ниоткуда.
Это стало новым базисом цивилизации.
