В-третьих, у бассейна нет наших шезлонгов, да и вообще ничего нашего, даже плитки! Теперь все переделано под современный лад, а в самой «главе» стоит огромная, круглая кровать. Опять же под навесом.
Единственное, что осталось от прошлого — та самая беседка. И как бы она ни выбивалась по стилю из окружающей обстановки — стоит, никуда не делась. Краска от времени пооблупилась, само строение поросло сорняками и лозой наподобие виноградной — но она здесь.
Что за…хрень?
Я пытаюсь понять, правда пытаюсь, но из головы в следующую секунду вылетает все.
Когда я слышу до боли знакомый голос. Снова.
- Раньше ты не теряла сознание, лисичка.
Деревенею.
Неужели…это был…господи…
Медленно поворачиваюсь. В самом углу, во тьме, наконец-то вижу силуэт, который сначала не заметила.
Я моментально узнаю его, пусть и не вижу лица. Только руки, на правом мизинце которой одето внушительное кольцо с красным как кровь, рубином.
- Ваня… - шепчу, еле шевеля губами — в ответ смешок.
А потом он подается вперед, чтобы свет фонарей с улицы явил мне его лик.
Это правда он.
Черт возьми!
Я не верю своим глазам, которые не могу от него оторвать. Как зачарованная жадно разглядываю лицо, что почти не изменилось: и привычная щетина на месте, и пухлые губы, и взгляд глубоких, зеленых глаз.
Он медленно двигается в мою сторону, и мне малодушно хочется сорваться с места и побежать навстречу. Обнять. Поцеловать. Но я не могу пошевелиться.
Только смотреть.
Как он делает шаг за шагом, как останавливается, как ухмыляется.
Все так же, как было когда-то. И комната, и темнота, и мы вдвоем. Наверно...это снова сон?
- Если отец узнает, что ты здесь, он тебя убьет, Вань… - шепчу ровно то же самое, что сказала ему когда-то, а потом…
Щеку прижигает так сильно, что я охаю и падаю на пол.
Вот тут то приходит осознание, что все происходящее не что иное, как правда. С болью, но я это понимаю, а когда слышу движение с его стороны, испуганно вжимаюсь в стену.
Ваня присаживается на корточки напротив.
Забавно, как бывает. Раньше его близость вызывала во мне неконтролируемую тягу, а теперь я хочу испариться, лишь бы не чувствовать взгляда этих глаз на себе.
Но я так не умею, как, собственно, проходить сквозь стены, так что ничего не остается, кроме как чувствовать порезы на своей душе, что сейчас разом открылись и кровоточат.
А он в ярости.
Я хорошо знаю это выражение лица, правда, когда-то оно не было вызвано мной, а сейчас именно я причина этих чувств: плотно сжатые челюсти выдают мышцу, которая сильно пульсирует. Губы добела сжаты. А взгляд…в них сейчас разворачивается война. Бесконечный костер, который обещает мне целую вереницу незабываемых ощущений.
Отвожу взгляд. Малодушно стараюсь спрятаться от гнета, но это не тот вариант, который мне доступен. О нет! Ваню так не устраивает.
Он хватает меня за челюсть, с силой ее сдавливает и заставляет смотреть на себя так, как он хочет, то есть долго, испытывая все виды боли и без возможности сбежать от дела рук своих.
Ведь…давайте будем честными. Это моя вина. Я это заслужила.
- Не смей от меня отворачиваться, сука, - хрипит, роняя голос все ниже в бездну, - И никогда…ты услышала меня?! Никогда не смей говорить о своем отце так, будто он еще что-то может.
Еще? Что значит еще?
Я не спрашиваю вслух, но думаю, что этот вопрос хорошо отпечатывается на моем нахмуренном лбу, и Ваня улыбается. Ну как? Скалится скорее.
