Расшифровка - страница 7

Семье оставалось лишь вновь и вновь покоряться невзгодам.

Усадьба Жунов, прежде шумная, многолюдная, где молодежь и старики, мужчины и женщины, хозяева и слуги жили бок о бок, теперь опустела, затихла, стариков стало гораздо больше, чем молодых, женщин больше, чем мужчин, слуг больше, чем хозяев, словом, в доме «нарушилось равновесие инь и ян, и человек не в ладах с небом». С тех пор, как обитатели дома, особенно юные и шумные, разъехались, двор казался большим и голым, птицы вили на деревьях гнезда, пауки плели у дверей паутину, тропы зарастали травой, куры померли, декоративные горки превратились в настоящие холмы, сад одичал, задний двор уподобился лабиринту. Когда-то дом Жунов был изящным эссе, глубоким и стилистически отточенным, теперь же он представлял собой небрежный черновик, местами очень удачный, но требующий тщательной редактуры. Однако это место как нельзя лучше подходило для того, чтобы спрятать несчастную безымянную девку.

Но сперва Лилли-младшему предстояло убедить старшего брата и его жену принять гостью. Из седьмого поколения Жунов в живых остался один старик Лилли, и тот жил в другом городе; полноправными хозяевами дома считались старший сын Лилли с женой. Брат, человек в годах, оглохший, после инсульта не вставал с постели, и фактически влияния у него было не больше, чем у говорящей мебели, вся власть давно перешла в руки жены. Если беременная и правда вынашивала отродье Беса, это отродье приходилось супругам троюродным внуком или внучкой. Но Лилли-младшему не хотелось усложнять дело и нарываться на неприятности. Вспомнив, что невестка в последнее время ушла с головой в религию, он решил зайти с другого бока. Он привел беременную в молельню и там, среди вьющихся дымков благовоний, под тихий стук деревянной рыбы[5] завел с невесткой разговор.

– Кто это? – спросила она.

– Одна безымянная.

– Говори быстрее, зачем пришел. Я читаю сутру.

– Она беременна.

– Я тебе кто, лекарша? Я тут при чем?

– Она поклоняется Будде, выросла в буддийском монастыре, никогда не была замужем. Под Новый год отправилась поклониться священной горе Путошань[6] и на обратном пути поняла, что беременна, верите?

– Если верю, то что?

– Тогда пустите ее у вас пожить.

– А если не верю?

– Тогда мне придется выставить ее на улицу.

Невестка провела в сомнениях бессонную ночь, но Будда так и не подал ей знак; и только в полдень, когда Лилли-младший притворился, что прогоняет женщину, невестка вдруг решилась:

– Пусть остается. Будда Амитабха.

Все эти годы я исследовал его необыкновенный ум, точно открывал для себя новую, неведомую землю, трепеща и изумляясь. Он несколько нелюдим и холоден в общении, но в остальном – точная копия бабушки, они с ней похожи как две капли воды. Архимед говорил: «Дайте мне точку опоры – и я переверну Землю». Я уверен, что этот ребенок – именно такой человек.

Проездив два отпуска по южным железным дорогам, расспросив знающих людей – пятьдесят одного человека, большинство из которых были стариками, изучив материалы на миллион с лишним иероглифов, я, наконец, начал работу над этой книгой. Время, проведенное на юге, помогло мне понять, что же такое юг. Когда я приехал туда, все мое тело точно заулыбалось каждой порой, сладостно задышало, разнежилось, похорошело, даже волоски на теле, прежде торчащие как попало, словно бы воспрянули и еще больше почернели. Так что несложно понять, почему я решил писать роман именно там. Удивительнее то, что с тех пор, как поменялось место, изменился и мой стиль письма. Я отчетливо ощущал, как теплый и влажный климат помогает мне писать, я делал это не с трудом, как обычно, а смело и терпеливо, и в этом климате моя история разрасталась пышно, как южные растения. По правде говоря, главный герой этой истории пока так и не появился, но совсем скоро он покажется. В каком-то смысле, он уже тут, просто мы его пока не видим, так же, как не видим первые ростки, которые пускают семена в сырой земле.