Один из студентов сказал: «Время это, конечно, валюта – но не основная. У меня нет столько средств и возможностей, чтобы убивать, как хирург-мясник. Это только в кино все просто, а на деле нужен безразмерный кошелек и спонсор, для практики – расходные материалы и инструменты, одежда, траты на прикрытие, точно не одна квартира… Студенты-медики нищие и живут в общежитии – а кто не нищие, те не настоящие студенты-медики».
Сперва Дарио хотел поделиться с соображениями с Уилсоном – но Уилсона на месте не оказалось. На полпути к чулану консультантов детектив-констебль Пеше развернулся – и направился в кабинет к Клеману.
Детектив-инспектор поднял глаза от осточертевшей бумажной работы, на которую уходило много часов в неделю, кивнул постучавшемуся Дарио, застывшему на пороге.
Дарио вошел, закрыл дверь почти бесшумно, его голова с темными кудрями была опущена, вид был провинившийся. Клеман терпеть не мог, когда кто-то так предваряет плохую новость – потому что, как правило, в итоге все оказывалось еще хуже, чем это выглядело.
– Что стряслось?
– Сэр, Рассказчик хорошо зарабатывает.
Клеман лишь кивнул, ожидая продолжения.
– Я посчитал. В среднем, зарплата судмедэксперта в полицейских участках Лондона – от пятидесяти до семидесяти тысяч фунтов стерлингов в год. Мы сперва думали на патологоанатомов, затем предположили, что он может знать основы криминалистики, чтобы быть на шаг впереди и не оставить специалистам существенных следов… Наш участок платит судмедэкспертам шестьдесят шесть.
Клеман смотрел на Дарио, тот боялся даже шевелиться и не отрывал взгляда от пола. Рассказчик точно не студент и не простой медик, и даже не патологоанатом, пусть и им платят больше. И узнавал он новости расследования прежде, чем они попадали на публику.
Дарио знал, что доказательств недостаточно, но мысль не покидала его, он должен был поделиться соображениями.
– Ты думаешь, он у нас? – на тон тише спросил Клеман.
Он даже невольно наклонился к столу.
– Да, сэр, – выдавил Дарио утвердительно. – Я думаю, убийца может быть в участке.
Он не сказал «чувствую», за чувство и чутье обыкновенно он получал в ответ саркастическое замечание – и заставлял себя отвыкать использовать это слово.
Клеман почесал бороду, несколько секунд молчал, затем сделал глубокий вдох и произнес:
– Уведоми Марса, больше никого. Присматривайся ко всем. Что-то увидишь – сразу докладывай мне.
– Да, сэр.
Дарио поспешил выйти – чтобы найти Марса.
Приветствую вас, доктор Уилсон!
Сочту за честь быть полезным любым возможным способом.
В эту субботу я как раз буду в Лондоне, с лекцией в Лондонской библиотеке. Я прилетаю из Балтимора накануне, поэтому очно встретиться до лекции не получится.
Если вопрос срочный, свяжитесь со мной в течение этих дней по телефону, я обязательно найду время. И буду рад видеть вас на лекции по жестоким богам и мифо-поэтической традиции коллективного бессознательного.
P.S.: Ваша недавняя публикация о совокупной формуле критического уровня логических патологий как необходимого и достаточного условия для первого опыта акта насилия, на мой взгляд, недооценена, и имеет большие перспективы.
С наилучшими пожеланиями,
доктор Лукас Гаштольд.
– Кто хочет слушать беседу психиатров по громкой связи? – спросил Уилсон – который только что прочел ответное письмо доктора Гаштольда.
– В архиве у Эда будет тихо, – подсказала Ханна.
