Однажды достал две старые плоскодонки, и они отправились вниз по реке в поход к заброшенной мельнице. Сыро, темно кругом, а он рассказывает историю о мрачной славе этого места. Невольно встанешь с камня, который оказывается развалиной старинной мельницы. В темной глубине омута притаилась тайна.
А тут Андрей клянется, что это место невозможно сфотографировать. Девушки недоверчиво хмыкают. Он берет фотоаппарат, снимает, а на следующий день действительно приносит засвеченную пленку, причем остальные кадры оказываются нормальными.
В другой раз он приволок огромный букет цветущей акации, и вся комната наполнилась сладким дурманящим ароматом весны. Иринка никак не могла добиться, где он взял эти белые грозди в средине лета.
Признаться, ей, не очень нравилась его бесшабашная веселость, которая казалась девушке скорее напускной, чем искренней. Гораздо больше ее привлекали часы, когда они оставались вдвоем.
Он казался грустным, говорил мало, и слова давались ему с видимым трудом. Но вместе с придуманной им ролью массовика-затейника, словно старая кора с дерева, спадало его позерство, и он становился самим собой.
Андрей редко рассказывал о себе, но эти немногословные рассказы Иринка слушала с большим вниманием. Андрей хорошо учился, но после окончания школы заболел менингитом. Сейчас он уже здоров, разве что иногда побаливает голова.
Он с детства увлекался фотографией, и поэтому, когда представилась возможность, с охотой превратил развлечение в работу.
Денег получает достаточно, особенно летом, когда в санатории много отдыхающих, а в городке полно приезжих. Он и после школы не знал, где учиться дальше, а теперь ему и вовсе расхотелось поступать в институт.
Девушка чувствовала, что за этими словами таится неуверенность в себе, и принималась убеждать, что ему обязательно следует учиться дальше. Постепенно Андрей стал как будто соглашаться с ней.
Зато гораздо охотнее рассказывал он о мастерстве фотографии. По его словам, можно быть не только фотографом, но и художником одновременно.
Здесь уже Иринка выражала сомнения. Она была тогда просто не искушенной девочкой, и ей еще только предстояло изучать в институте курс истории искусств.
К тому же это было так давно, в эпоху черно-белой фотографии и за много лет до появления компьютерной графики.
Тем более удивительно, что этот юноша доходил до всего самостоятельно.
Андрей горячился и принимался доказывать, как это важно – правильно видеть. Тогда в самых простых вещах открывается удивительный мир.
Он говорил, что просто ненавидит большинство своих работ, в которых портреты выходят бездушными, а позы – нелепыми. Он печатает снимки, и ему становится противно и стыдно за фальш этих поз и выражений. В них нет жизни, потому что нет движения.
Он говорил, что иногда прямо танцует от радости, когда ему удается поймать мгновение. Без чувства и интереса нельзя снимать даже кусты и деревья.
Честно говоря, Иринка не могла этого понять: любовь и ненависть фотографа… Нужно ли это?
Он останавливался на полуслове, заметив, что она слушает рассеянно, и снова становился грустен и молчалив. Иринка знала, что Андрей избалован вниманием женщин и, очевидно, не привык долго быть воздыхателем. Она была готова противостоять ему, но он ничего не предпринимал, и ее предубеждение постепенно рассеялось.
Так проходил день за днем, заканчивался июль, приближался ее день рождения, и Иринка уже представляла, какое платье она наденет на свой день рождения, и как она будет танцевать с Андреем в этот день.
