Она проводила с ним целые дни, и ей не было скучно. Третьим был фотоаппарат ФЭД.
Андрей снимал почти беспрерывно. Деревья, листву, освещенную солнцем, и светом уличного фонаря, излучину реки, бегущую трясогузку, мимику и жесты людей.
Он настойчиво приглашал девушку смотреть на мир его глазами, его цепким взором фотографа, и она постепенно все больше попадала под его влияние.
Андрей работал очень быстро и иногда приносил снимки уже на следующее утро.
Юным читателям, привыкшим к цифровым фотоаппаратам или, тем более, к смартфонам, напомню, что с пленочным фотоаппаратом все было гораздо сложнее.
Пленку нужно было сначала проявить, потом фиксировать, а затем уже печатать каждый снимок отдельно. Последний этап был особенно длительным.
Иринка удивлялась, когда же он успевает, ведь не печатает же ночью. Оказалось, однако, что это именно так. Тогда она поняла значение его поздних утренних визитов и происхождение темных кругов под глазами.
Ей было жаль парня, и она серьезно ему выговаривала. Андрей отвечал, что давно привык так работать, когда никто не мешает, и получается лучше и быстрее, чем днем.
Однажды вечером он привел девушку в свою мастерскую. Она располагалась в маленьком полуподвальчике одного из немногих двухэтажных домов на центральной улице городка.
Андрей принялся колдовать над пленкой, а Иринка расшалилась, выдвинула ящички письменного стола, стала вертеть свертки и рассыпала пачку фотографий.
Ей бросился в глаза погрудный портрет девушки. Лицо, повернутое в профиль, было почти неразличимо. Свет падал и освещал только волосы: огромный, по тогдашней моде, шиньон, небрежно сколотый, так что выбившиеся пряди волнились на виске и затылке. Было такое ощущение, что они светятся сами – так странно дробились в завитках и исчезали в их сиянии тени.
Иринка схватила этот снимок и спросила у Андрея:
– Кто это?
Он, казалось, смутился:
– Отдай, это одна моя знакомая. Ты ее не знаешь.
– А почему ты не сделаешь ни одного моего снимка? Ведь ты фотографировал меня много раз.
Он помедлил и сказал:
– Погоди, немного, еще увидишь,– и заторопился выключить свет, оставив только маленькую лампочку красного цвета.
Девушка пыталась помогать, но только опрокинула в темноте баночку фиксатора, затем села поодаль и принялась смотреть, как двигается по полу его красноватая тень.
В комнате было душно и так резко пахло химикатами, что на лбу у нее выступила испарина.
Единственное окно, пробитое в стене на уровне земли, не открывалось. Только узкая полоска света от фонаря на противоположной стороне улицы с трудом пробивалась сквозь мутное стекло.
Вдруг Иринке показалось, что она уже никогда не сможет вырваться отсюда, и ей стало страшно. Дрожащим голосом она попросила Андрея выйти отсюда, и они отправились на улицу.
Стояла полная луна. Ее свет серебрил листья пирамидальных тополей по обочинам дороги. От нагретого асфальта тянулись струйки теплого воздуха. В палисадниках за забором сладко и томительно пахла почти неразличимая в темноте ночная фиалка – маттиола и белые граммофончики ночного табака.
Хорошее настроение снова вернулось к девушке, и только при воспоминании об этом душном аде пробегала по спине холодная дрожь.
Она дала себе слово, что постарается вытащить Андрея из этого места, где он рискует окончательно подорвать себе здоровье.
На следующее утро Иринка проснулась непривычно рано и долго лежала не шевелясь. Двигаться не хотелось, и приходили на ум какие-то приятные и спокойные мысли. Девушка отдалась их течению и плыла в полудреме куда-то далеко. Постепенно мысли приобрели четкость, и она поняла, что думает об Андрее и ни на минуту не переставала думать о нем.
