Рассказы по истории Древнего мира - страница 28

И настал день торжества. Эмпедокл изготовил из тряпок длинный жгут, смазал его маслом и поджег. Потом он бежал, словно за нами гналась тысяча разбойников. Послышался невообразимый треск и гул. В ужасе я упал на землю. Когда поднял голову, столб дыма уже рассеялся. Белой скалы как не бывало. На дне образовавшегося ущелья лежали обломки камней. Ты можешь их видеть и теперь.

Рассказчик сделал паузу, чтобы гость мог убедиться в справедливости сказанного.

– Сорок лет прошло с тех пор, – продолжал он, – горный ветер принес городу здоровье. А где здоровье, там и богатство. Ты хочешь знать, благодарны ли акрагантцы Эмпедоклу? О! Теперь они им гордятся. Тебе покажут дома, где жил Эмпедокл. Можно подумать, что ему принадлежало полгорода!

Голос старца задрожал. Речь стала быстрой и напряженной.

Бюст, найденный на Вилле папирусов в Геркулануме, идентифицированный как портрет Эмпедокла

– Первыми против учителя ополчились владельцы виноградников. Они вопили, что лозы любят тепло, а сквозняк выдует их доходы. Потом в злобный хор втянулись жрецы. Они обвиняли Эмпедокла в святотатстве. «Весь мир создан богами, и не людям его исправлять», – говорили жрецы. Вспомнили, что Эмпедокл призывал не обагрять алтари непорочною кровью животных. Обвинитель приводил на память его стихи:

– Эмпедокл был еще и поэтом? – удивился юноша.

– Да! – с гордостью продолжал старец. – Я ходил с ним по улицам Акраганта. Его волосы, которые он никогда не стриг, были опоясаны пурпурною повязкой. Он был похож на бога. И стихи из его уст лились божественные. О нет! Он не воспевал брань и схватки героев, как Гомер. Его жадный к познанию ум был устремлен к природе, к ее вековым тайнам, тщательно скрываемым в небесных высях, земных недрах и глубинах морей. Внутренним зрением он увидел, как в космосе, образованном кружащимися и сталкивающимися вихрями Вражды и Любви, возникают первоначала всех вещей и корни братских пород людей и животных.

Старец встал. Волнение распирало его грудь. Дыхание его стало хриплым и прерывистым.

– В те дни, выдергивая то одну, то другую строку из его бессмертной поэмы о природе, злобные поборники невежества обращали их против учителя. «Он наставляет неверию, – кричали они. – Солнце для него не божество, а раскаленная скала!» Учителю угрожала смерть. И он это понимал.

Как-то я пробудился от еле слышных его шагов. У меня и тогда был чуткий слух, даже во сне.

Эмпедокл стоял, прислонившись к стене. Лицо его было бледным, но на губах играла улыбка.

– Я не хотел тебя будить, Теокл, – молвил он. – Твой сон был так сладок.

– Нет, – отвечал я невпопад, – мне снилось что-то страшное.

Он провел рукой по волосам и снял с головы повязку.

– Возьми ее, Теокл, на память. Нам надо проститься.

Я вскочил с ложа и стал искать гиматий.

– Нет, – остановил он меня. – Ты еще молод, а моя жизнь на исходе. И если мне не дано жить там, где я родился, я должен умереть, узнав тайну подземного огня.

Я, не поняв его слов, сказал:

– Возвращайся, Эмпедокл! Я буду ждать тебя у Белого камня.

Так он ушел. Через несколько дней Этна выплюнула его сандалию с медной подошвой. Но я не верю, что он погиб. Я его жду. Вот, взгляни!

Старец протянул выгоревшую от солнца повязку.