Рассказы по истории Древнего мира - страница 66



Аспасия обворожительно улыбнулась:

– Значит, Фидий, я обязана своим счастьем не кому другому, как тебе.

– Видимо, это так, – проговорил Перикл. Но лицо его было серьезно. На гладком лбу обозначились морщины.


Фидий показывает друзьям, в том числе Периклу и Аспасии, фриз Парфенона. Художник Л. Альма-Тадема. 1868 г.


– И все-таки, Фидий, – проговорил он после долгого молчания, – сделай так, чтобы сходство не бросалось в глаза.

– Это нетрудно, – сказал Фидий. – Смотрите.

Пройдя несколько шагов, он поднял с земли бронзовый шлем и накрыл им голову Афины.

– Восхитительно! – воскликнула Аспасия. – Я всегда знала, что петас[106] изменяет внешность, но шлем делает ее совсем неузнаваемой. Смотрите, как эта женщина с моим лицом превратилась в воинственную амазонку.

– А мне теперь жаль, что наши потомки через многие годы будут только слышать о красоте Аспасии, – сказал Фидий. – И также несправедливо, что, посещая Парфенон, они не увидят тех, кто его создал.

– О чем ты, Фидий? – испуганно спросил Перикл.

Фидий вместо ответа улыбнулся.

Прошло еще три года, и на Акрополе вознесся величественный храм Афины Девы, Парфенон. Его воздвигли архитекторы Калликрат и Иктин, но скульптурное украшение фриза и фронтонов принадлежало Фидию и его ученикам. Рукою мастера он намечал фигуру, указывал ее место среди других, а ученики завершали работу. Иногда в готовую статую ваятель вносил поправки, так что могло показаться, что все скульптурное обрамление Парфенона принадлежало одному Фидию. Фидий был очень требовательным, но справедливым учителем. Он ценил в юношах талант и творческое горение, ненавидел лесть, не принимал от учеников подарков. Всем запомнилось, как он выгнал богатого кораблевладельца Афенодора, который хотел изменить с помощью даров отношение к его сыну Менону, старательному, но неспособному ученику. Фидий стал поручать Менону такие несложные работы, которые мог выполнить любой ремесленник, а потом и вовсе отказался от его услуг.

Освящение храма произошло во время праздника Великих Панафиней[107]. В ночь 28-го числа месяца Гекатомбеон[108] в городе проходил бег с факелами. Победителем считался добежавший первым с непогасшим факелом. На заре участники праздничного шествия собирались в Керамике. Из специального здания у Дипилонских ворот доставались используемые каждый год священные сосуды и иная утварь. Глашатаи по указанию жрецов в белых одеждах, напоминающих одеяния на статуях, указывали порядок, которому должна была следовать каждая группа участников торжества. Впереди шли юноши, несшие модель корабля, на мачте которого, в виде паруса, развевался сверкающий золотом пеплос[109] богини. Девять месяцев его ткали непорочные девы, лучшие мастерицы города. Это одеяние в день Панафиней должно было покрыть плечи богини, которая сама считалась величайшей из мастериц. Юные ткачихи вкладывали в пеплос все свое старание и мастерство, но никому не приходило в голову хвастаться своим умением. Все помнили, как поступила Афина с хвастуньей Арахной: она превратила ее в паука.

Затем шли девы в высоко опоясанных хитонах[110], несли на головах священные дары: высокие сосуды, ларцы с драгоценностями, складные сиденья из черного дерева и слоновой кости для богов и богинь – черные предназначались подземным богам, белые – небесным. Молодые служители в белых хитонах, подпоясанных красными платками, вели откормленных белых быков с позолоченными рогами и лентами на могучих шеях, а также белых овец. Все эти животные будут принесены в жертву Афине, и их мясом будет угощена вся община. Люди разделят пир вместе со своей покровительницей. Не успела улечься пыль от копыт и копытец, как показались музыканты с украшенными лентами трубами и флейтами. Они поднесли их к губам, и священная мелодия наполнила сердца афинян молитвенным экстазом, казалось бы приблизив их к великой богине. За музыкантами потянулись седобородые, седоголовые, но еще бодрые и красивые для своего возраста старцы. Это были участники боев с персами, бессильные свидетели того, как Ксеркс, захватив Акрополь, предал его огню. Старцы размахивали оливковыми ветвями. И люди в толпе, приветствовавшей процессию, плакали от радости. Довелось все-таки участникам боев при Марафоне, Саламине, Платеях дождаться восстановления Акрополя, да и какого! Акрополь, разрушенный персами, стал неизмеримо богаче и краше.