– Понятия не имею. Явный псевдоним. И ничего я не заказывал. Клянусь!
– Посмотри мне в глаза!
– Хочешь, чтобы мы разбились?
– Тормози к обочине! Смотри в глаза!
Сергей с трудом выруливает к бордюру тротуара, поворачивается к Любаше.
– И вправду не врешь.
– Вечно ты всем недовольна. Нам рекламка не помешает.
– Чует моё сердце, за этим Егор стоит. Аккурат после того, как ты согласился выкупить акции. Вы о цене говорили уже?
– Нет.
– Всё же, муженёк любимый, ты у меня тюфяк!
– А ты Фома неверующий! К тому же Рахиль ещё не дала согласия взять акции в управление. Всё и лопнуть может.
– А этот, – Любаша указательным пальцем ткнула куда-то вверх, чуть ли не в крышу салона, – уже откат получил?
– Пока нет, дал согласие на Пасху к нам приехать. Надо будет пригласить и Рахиль, пусть убедится – мы люди солидные, не шантрапа какая-нибудь. Ксения обещала приготовить кулич, пасху и, – гоготнул с издёвкой Сергей, – фаршированную щуку.
– Ты и меню уж составил? Даже с домрабыней ухитряешься сговориться за моей спиной!
– Не обижайся, красавица, я тебя берегу, как зеницу ока.
– Помяни моё слово, Егор такую цену за акции завинтит, мало не покажется.
– Не-а! У него тяжёлая депрессуха, ему всё обрыдло, да и на зарубежных счетах столько денег, до конца жизни хватит и после смерти тоже.
– Да уж! Ему не позавидуешь – жена псих, дочка дебилка. Однако поделом.
– Злюка.
– Терпеть не могу подобный тип людей. Ты замечал, как он расплачивается?
– С кем?
– Ну, хотя бы в ресторане. Долго-долго держит каждую купюру, мнёт пальцами.
– И о чём это говорит?
– За копейку удушит. Скупердяй.
Несколько минут они едут молча, и только, когда почти остановились возле подъезда, в котором живут Рахиль и Ксения, Любаша произносит:
– Зря ты всё это затеял, ох, зря.
– Предчувствия терзают?
– Вроде того. Ладно, не забудь за мной заехать.
– Как можно!
43. Интерьер.
Мастерская Рахили. Она находится в том же подъезде, где её квартира, только под крышей. Как ни странно, здесь царит идеальный порядок. Кисти, палитра, краски, – всё на своих раз и навсегда заведённых местах. Рахиль в башмаках и юбке, в которых прилетела в Москву. На голове чёрная шляпа с полями. Любаша сидит в кресле. Поза напряжённая, неестественная, ноги стиснуты в коленках и чуть расставлены в ступнях. Рахиль сдвигает шляпу на затылок, что-то напевает, смотрит то на Любашу, то на холст. Берёт табурет, ставит его напротив модели, усаживается и произносит:
– Мадам! Вы не на приёме у дантиста. У меня нет бормашины, и больно я вам не сделаю. Никогда не позировали?
– Да. Нет.
– Чудненько! Чаю хотите?
– Нет, спасибо.
– А я вот не откажусь. Пошли на кухню.
– Тут и кухня есть? – удивляется Любаша.
– И даже сортир с ванной.
Они проходят на кухню. Пока Рахиль заваривает чай, ставит на стол кружки, Любаша осматривается, постепенно расслабляясь.
– Никогда не предполагала, что художники так работают.
– Ха! Смотря какие! Вы, небось, думали, вокруг горы мусора, промасленные тряпки со следами красок и тому подобное?
– Ну, не знаю… А у вас сахара нет?
– Так вот же.
– Нет, то песок, а я люблю вприкуску.
Рахиль достаёт из шкафа кулёк, из него перекладывает на блюдце несколько пожелтевших, неровных кусков.
– Ой! Сколько же ему лет? – радуется по-детски Любаша.
– Много. Берите кружку, пойдём работать.
Они возвращаются в мастерскую. Любаша садится, Рахиль стоит, сосредоточенно глядя на модель, потом делает несколько набросков углём.
