– Иди, иди, грамотей, мне работать надо.
Интерьер.
Небольшая галерея. Вернисаж. «Клубится» самый разнообразный люд: от экзотически разодетых завсегдатаев околосветских раутов до настоящих ценителей живописи. Здесь же Рахиль и Ксения. Входят Любаша и Звягинцев. Оглядываются, берут бокалы с подноса, стоящего на столике у входа. Они чувствуют себя не очень уютно – мир не их, но таковы правила игры, необходимо время от времени появляться в обществе. Любаша замечает Ксению, и это её не просто удивляет – шокирует. Но всё же она решает подойти:
– Ксюша? Каким ветром сюда занесло?
– О! Рада вас видеть! – Ксюша говорит чуть громче, чем позволяют приличия. – Рахиль, хочу представить тебе мою хозяйку Любовь Александровну.
Многие оборачиваются, стихают разговоры.
– Очень приятно, – Рахиль протягивает руку, она сама любезность, – Ксюша о вас говорит с такой теплотой! – Рахиль явно веселит эта ситуация, приятно поиграть в кошки-мышки со снобами.
– Правда? А вот и мой благоверный, знакомься Сергей, простите, не расслышала вашего отчества.
– Ну, что за церемонии, можно и просто по имени. Успели посмотреть картины? Вы, конечно, знаете, что постмодернизм нынче уже вчерашний день, как, впрочем, и концептуализм Кабакова. Или вы поклонники нонконформизма Зверева и Плавинского? – ерничает Рахиль.
Любаша и Сергей совершенно ошарашены, но Любаша, как всегда, берёт инициативу в свои руки:
– Стыдно признаться, но нам с мужем больше по душе Шилов.
– Ну что же тут стыдного?! – Рахиль развлекается вовсю, надменность «хозяев» по отношению к подруге она никак простить не может. – Он очень знаменит. И нарасхват. Его любят заказчики, что естественно, ведь ещё Ницше заметил, что человек скорее стремится стать произведением искусства, нежели его творцом. Кстати, Любовь Александровна, вам никто не говорил, что у вас совершенно необыкновенное лицо? И никто не предлагал писать вас? Странно. Я вижу вас в лиловой гамме.
– Спасибо, – бедная Любаша растеряна.
– Однако я вас совсем заболтала, простите, – Рахиль улыбается, – знаете что? Мы с Ксюшей устраиваем небольшое суаре в связи с моим приездом. В пятницу, часиков в семь, буду очень польщена. Приходите. Ксюша, объясни, как доехать.
Интерьер.
Квартира Ксюши и Рахили. Обе накрывают на стол.
– Куда ставишь фаршированную рыбу? – сердится Рахиль. – Надо в центр. Ты не забыла пригласить отца Иоанна?
– Конечно, без него никак.
– Это точно, иначе все будут говорить только о политике. Где посадим твоих работодателей?
– Они не придут.
– Ошибаешься.
– Снобы самого низкого пошиба.
– Спорим?
– На что?
– Дай подумать.
Некоторое время они расставляют нужные для трапезы предметы: тут нож, там вилка, здесь кольца для льняных, чуть накрахмаленных, салфеток. И всё это быстро, споро, ритмично, словно станцевавшиеся партнёры.
– Свечи? – спрашивает Ксения.
– Перебьются.
– Ты чего злишься?
– Неспокойно мне. – Рахиль расставляет свечи.
– Вечно у тебя так: сначала строгое «нет», а потом… – смеётся Ксения. – Ну, какие предчувствия тебя на этот раз терзают?
– А! Не обращай внимания!
– Так как насчёт пари? Придумала?
– Ага. Если Звягинцевы придут, с тебя фант.
– Какой?
– Любым способом уговоришь Мару с детьми и Йоськой приехать в Москву.
– Их надо уговаривать?
– Мою наседку с гнезда очень трудно сдвинуть.
– А зачем?
– Хочу, чтобы хоть чуть-чуть отдохнули от взрывов, горя и крови.
– Ну, так позвони сама.
