– Проснись милый. Уже поздно. Иди домой. Не провожай меня, здесь рядом. Теперь я – твоя, а ты – мой. Мой! Мой! Мой! И никто и ничто никогда не разлучит нас.
Какая прекрасная жизнь! Какая прекрасная земля! Небо очистилось от туч и необъятный звёздный свод раскинулся от горизонта к горизонту. И говорил он: «Смотрите, это я создал глаза, чтобы вы видели меня, это я создал ум, чтобы вы осознали меня. Это я вашими глазами вижу себя, а вашим умом осознаю себя, потому, что я и вы это одно целое. Серпастая Луна зарумянилась и зацепилась за далёкий стог сена, а вокруг ореол сияет голубым серебром. Вдали дома на сереющем небесном фоне растянулись в одну линию и только вербы возвышаются над ними как сторожевые башни. Точно также из-под ног убегают травяные лягушки, но уже с приятным шуршанием и с приятной прохладой прикасаются к босым ногам. А водяные лягушки, что три часа назад так неприятно квакали, вдруг стали исполнять прекраснейшую мелодию, мелодию продолжения жизни. Уже взлетели жаворонки, повисли над лугом и их серебристый голос оповещал о приближении утренней зари. Какая прекрасная жизнь! Скорее бы, скорее бы вечер, которого они с Иркой так боялись, а теперь так жаждали. Как переждать день? Как?
Идя домой, в таком прекрасном расположении духа, Володька почувствовал что какая то тяжесть оттягивает ему карман. И только сейчас осознал, что с ним пистолет. Как он его сейчас возненавидел, И возненавидел себя, что ещё недавно таскал для Бориса с гордостью автомат.
Как можно других лишать такой прекрасной жизни? Он вынул пистолет, нажал на рукоятке кнопку, вытащил чуть выпрыгнувший магазин с единственным патроном, думал он, и швырнул его в бурьян. Он хотел тут же выбросить и пистолет, но подумал – нельзя рядом, кто то найдёт и будет стрелять. Двадцать шагов до канавы с водой туда он его и швырнёт. Какая прекрасная жизнь! А есть дураки, что сами себя лишают этой жизни. У них, наверное, никогда не было Ирки. И, смеясь над ними, он захотел их передразнить – это они делают вот так. И он поднёс ствол пистолета к своему виску. Он был твёрдо уверен, что патрон выбросил вместе с магазином и нажал на курок.
Серп луны вдруг перевернулся и куда то улетел. Весь небесный свод вспыхнул вначале голубым, а потом ярко красным огнём и поглощал сознание. Языки его пламени нарисовали большой силуэт Ирки и безжалостно сжигали её. Остались только глаза, вначале пронзительные, потом печальные глаза. Их огни сжигались последними. Исчезли и они. Красный огонь вновь превратился в расплывчато-голубой, потом в серый, потом в чёрный. Над лугом висели жаворонки, их красиво печальные трели неслись над полями и что-то рассказывали миру… И ещё тысячи лет что-то будут рассказывать миру…
Стояли двое, или естественная зависть
На тротуаре, недалеко от автобусной остановки, с очень устойчивым запахом бензиновой гари, где раньше стояла передвижная тележка – (не автомат) и торговали газированной водой – сейчас пустое место.
Немного уйду от темы. Сейчас вряд ли кто-то помнит автоматы по продаже газированной воды. – Это мастодонт, чуть выше человеческого роста со своеобразной печуркой посредине лицевой стороны. В печурке стоял стакан, была мойка и было две щелочки для мелочи. Бросишь три копейки – прольётся стакан воды с сиропом, бросишь одну копейку, тот же стакан, но без сиропа. Не утолил жажду – можешь повторить хоть десять раз. Нальёт! В трёхкопеечную щелочку еще можно было воткнуть и двадцать копеек. Они оказались одинаковыми по габариту.
