Это они некогда чуть не разрушили этот мир. Именно с руин Илидалла началась та война.
Недаром самые непримиримые деревенские борцы с ересью водились именно тут, именно потому братьям-инквизиторам из возрождённых на новый лад монастырей приходилось оборачиваться сюда чуть не каждые четыре седмицы, истово молясь по пути Матери-Иторе, чтобы поселяне опять не учинили самосуд.
С них станется, жечь очередную воображаемую ведьму с дальнего хутора, не ждавши дознавателя, застрявшего на полдороги после неурочного селя, или чего хуже – живо сколотить вокруг ретивого горе-проповедника секту, которая, на горе соседям, без догляда споро брала в руки вилы да топоры и отправлялась вытворять чего хорошего по всей округе. Свеженабранная милиция, чьи крепостицы заканчивались на полпути отсюда до стен Илидалла, реагировать на всякую беду никак не поспевала, потому зачастую соседи заполошных дервишей успевали жечь уже и самих сектантов вместе с их проповедником, попутно растащив по хуторам всё ценное, прежде чем сюда приходили на вылазку хоть какие-нибудь серьёзные гарнизоны во главе с братом-инквизитором.
В общем, место это было суровое, бедное и дюже озлобленное. А где злоба, там долго ли ждать повода для драки или иного бесчинства, благо проказы молчащих местным видятся за каждым амбаром, потому за хуторскими нужен был глаз да глаз.
Брат Марион в ту весну двинулся в путь, едва дождавшись сошествия горных ручьёв. Ну как, дождавшись. За несчастные полсотни царских лиг вихляющей вдоль склона дороги, если эту жалкую тропинку можно было назвать дорогой, ему довелось уже трижды искупаться в ледяной водице возникающих за неполную двушку словно бы из ниоткуда горных речушек, одна из его лошадок уже сломала ногу во время внезапного оползня, бедолагу пришлось прирезать, да ещё и сверху всё время сыпала треклятая морось. Настроение было таким же поганым, как и погода.
Весна в этот раз явно не задалась, но дальше тянуть уже было нельзя. Без отрезвляющего напутствия брата-инквизитора, а где-то и без его же крепкого тумака во имя Иторы Всеблагой, да осенит Она нас всех своей благодатью и ниспошлёт нам искупление, эти горцы и ноги-головы себе попереломают, и прочим хуторянам Западного края хлопот доставят. Потому не стой, иди, пусть хоть снегопад вдруг наладится.
Брату Мариону его служение было не в тягость, во всяком случае польза от столь дальней прогулки была, но вот банально свернуть в пути шею было бы печально.
Только-только его единственная оставшаяся заручная лошадка чуть не поскользнулась на живом окатыше, да так бы и завалилась на том с тропы, но брат Марион вовремя опасность заметил и дурное животное придержал. Эх, сюда бы пригнать из земли Семей две дюжины ходней, они бы тут за пару зим нормально восстановили дорогу, проволочных сетей-камнеуловителей натянули, ручьи оградили, мосты навели. Но на какие шиши, простите, такой широкий жест, местные для того слишком бедны, торговцам эти пути не интересны, разве что суровые трапперы Нового Загорья однажды скинутся всем гуртом на упрощение поставок пушнины. Так ведь при такой оказии любой дурак в горах сможет зверя бить, а местные вообще поди обзаведутся новомодным ружжом, тут-то самое интересное для инквизиции и начнётся, когда эти быдлоганы начнут друг дружку по ночам сослепу шмалять, приняв отошедшего по нужде соседа за злоумышляющего против них Ускользающего.
