– Я сейчас дам вам свой номер телефона, – сказала она Карен. – Позвоните мне или пришлите сообщение, когда он появится. Мне надо знать, что все в порядке. И если понадобится, помогу вам разобраться с поездами.
* * *
Беата улыбалась краешком губ, глядя на Силье, которая сидела на коврике на земле прямо под большим деревянным балконом в пасторском саду. Теплые лучи солнца пробивались сквозь кроны деревьев в глубине участка, отбрасывая пятна света на траву. Почти все деревья в саду намного старше желтого кирпичного дома, возведенного посреди территории, относящейся к церкви. Деревья были посажены, еще когда строился старый пасторский дом. Но в 1950 году его перевезли в музей под открытым небом «Фюнская деревня». Выбор был небольшой – либо капитально отреставрировать старый дом, чтобы жить в нем и дальше, либо сохранить как музейный экспонат, рассказывающий о жизни священника в XIX веке.
– Мама, – крикнула Силье, щурясь от солнца. – Что мне нарисовать?
– Может быть, кролика? – предложила Беата.
Девочка кивнула и спросила:
– А сестренка умеет рисовать?
Беата положила руку на живот.
– Иногда мне кажется, что она там уже рисует, но, думаю, пройдет еще несколько лет, прежде чем вы сможете рисовать вместе. Ты ведь будешь ей помогать?
– Конечно.
Силье серьезно посмотрела на мамин живот.
– Я хочу нарисовать картинку для сестренки.
– Очень хорошо, дорогая.
– Как ты думаешь, она любит кроликов?
– Мне кажется, она их обожает.
Беата барабанила пальцами по стопке старых церковных журналов, лежащих на столе. Новый дом для священника был построен семьдесят лет назад, и об этом она должна написать статью в следующий номер журнала. Ни пастор, которого она сменила, ни его дед не жили в старом доме. Она подумывала, что надо бы поговорить с ними, но не могла собраться с силами. Они не проявляли особенного расположения к ней, с тех пор как она стала пастором после Йоханнеса, словно это она его выгнала, а не прихожане приняли решение, что надо привлекать новых, современных людей.
Она отложила в сторону журналы, когда в дверях, ведущих в сад, появился Питер вместе с Клаусом.
Несчастный муж Шарлотты Лаурсен выглядел как придавленная кошкой мышь. Остатки самообладания, за которые он цеплялся накануне, бесследно испарились за ночь. Она встала им навстречу.
– Привет, Клаус. Есть какие-нибудь новости?
– Шарлотта не вернулась, – сказал Клаус сухо. – И похоже, полиция наконец-то сообразила, что все серьезно.
– А дети? – осторожно спросила Беата. – Как они?
– Они у моих родителей, – не сразу ответил Клаус.
Питер, казалось, был смущен оттого, что стал свидетелем депрессии другого мужчины. Он немного постоял, переминаясь с ноги на ногу, и пошел назад в дом.
– Пойду-ка я дальше заниматься делами.
Беата кивнула и показала Клаусу на садовый стул.
– Сядь, пожалуйста.
Она взглянула на Силье, которая увлеченно рисовала, не замечая их.
Клаус тяжело опустился на стул.
– Не понимаю, как быть.
– Не давай себе распускаться, – быстро ответила Беата. – И ради себя самого, и ради детей.
Она замолчала, ей тяжело было смотреть на сломленного горем человека. Подбородок у него подрагивал, руки тряслись.
– Я слышала, что полиция сегодня взялась за дело, прочесали все у спортивного комплекса.
– Да, с собаками и всякой техникой, но боюсь, что слишком поздно, ведь прошли уже целые сутки. Насколько я знаю, они еще собираются поговорить с учителями и учениками из школы Шарлотты. – Он закрыл лицо руками. – Страшно даже представить, если с ней что-то случилось…
