Растворяясь в песках - страница 41

Нет, ошибка – в ванной их не было.

На стенах, в нишах, на столах мерцал свет от лампадок и клубился дым от ароматических палочек, мать и сын обходят весь дом – мать молится, сын ждет. Вместе и по-новому близки. Вместе двигаются, вместе останавливаются. Один молчит, другая шепчет. Рукой она направляет пламя лампадки в сторону божества, потом обратно – так, чтобы ко времени арати пламя впитало в себя благословение каждого бога, потом поднимает палочку и несколько раз описывает в воздухе круг, чтобы не обделить никого из них, и тогда их благословения достанутся каждому в доме. А богов несчетное множество – Дурга, Канха, Шива, Шивалингам, Шринатхджи, Кали, Нанди, Саи Баба из Ширди, Нарасимха, Сарасвати, Радха, Кришна, Рама, Сита, Саи Баба из Путтапарти, Хануман, Лакшми, Парвати, Вайшно Деви, Сантоши Мата. Боги на стенах, боги в каждом уголке, боги за каждой дверью и даже боги, укрывшиеся рядом с цветочными горшками – разве есть место, где не было бы бога, – он вездесущий. Потом арати у портретов: дедушка по отцу и дедушка по матери, прадедушка и прабабушка по отцу, ведь боги вселяются в наших предков.

Сид – воплощенное терпение.

Но когда они подошли к стеклянному шкафчику в комнате с телевизором, он сдался. Там стояла коллекция Ганешей[31], собранная его отцом и матерью. Стеклянные Ганеши, металлические и деревянные. Один из искусственной кожи, его они нашли на субботнем базаре. Другой вырезан на орешке бетеля. В общем, начиная с авторского Ганеши из дерева и камня с еле заметно очерченным животом и хоботом и заканчивая современным Ганешей в солнечных очках, который отдыхает в шезлонге и читает книгу в позе лотоса, согнувшись так, что его грудь лежит на животе; а еще пятиглавый, как Равана[32], но не Равана; исполняющий тандава-нритья[33] или поглощенный другим танцем; и с раскрытым зонтом; и произносящий речь в микрофон, кажется, в рубашке и брюках. С каждым днем он представал все в новых и новых обличиях. Никто не удивится, если пока мы перечисляли все это, а мать Сида совершала пуджу, сзади протянулась рука Старшего или еще кого-то и усадила еще одного Ганешу среди его прочих воплощений. Тогда поднос в ее руках развернется, и он тоже будет освещен пламенем лампадки и окутан ароматным дымом.

Каким бы долгим ни казался обход всего дома, здесь предстояло провести гораздо больше времени. «О боже!» – в отчаянии простонал Сид и отправился к холодильнику посмотреть, не осталось ли там чего. Но то были суровые дни.

Он бросился к гаражу и хотел попросить Рупу, жену Виласа Рама, или самого Виласа, чтобы они у себя на скорую руку поджарили омлет или паратху, потому что ему надо бежать. Не успел он достигнуть цели, как они оба показались, звеня колокольчиком, в сопровождении других молящихся:

– Ом джай Джагдиш Харе Свами джай Джагдиш Харе, вмиг избавь от трудностей преданных тебе!

– Мои трудности точно не собираются заканчиваться. Прямое доказательство того, что я не преданный, – должно быть, съязвил про себя Сид. – Пришло время совершить пуджу желудка, а не пуджу богов. Надо найти такое место, куда не проникнет звон и запах этого ритуального шествия, положить голову на колени любимой бабушки и поскорее отправиться на игру.

Он схватил яблоко и вошел, готовясь запеть «Бабуля, расслабься, давай станцуем буги-вуги» и уже совершенно не рассчитывая на омлет, но застыл в недоумении: