– Мелисса, а чем еще, кроме живописи и балета, вы занимались?
– Ну, не все сразу. Конечно, у меня было не так уж много свободного времени, но кое-что… При случае узнаешь. А теперь я оставлю тебя одного. Можешь рассматривать здесь все что угодно, а у меня сегодня есть еще дела. Когда будешь уходить, просто погаси свет. Пока. Спокойной ночи. До завтра.
И Мелисса ушла, оставив меня одного наедине с ее картинами.
На мольберте стояла картина, пейзаж на которой был завершен. Ночной океан, шторм. Вспышка молнии высветила почти затонувшую каравеллу. В разрывах несущихся в черном небе туч видны были две бледные луны. А на подоконнике распахнутого окна изящная чашечка с дымящимся кофе соседствовала с сетевиком, налобной повязкой для третьего, фасетчатого, глаза и двумя книжными пластинами… Справа на подоконнике оставалось пустое место еще для какого-то предмета, его контуры были слегка намечены, но я не смог разобрать, что это будет за вещь.
Из законченных работ мое внимание почему-то сразу же привлекла картина, на которой из окна был виден раскинувшийся на равнине город, вернее, небольшой городок, пыльный и какой-то сонный. Маленькие домишки производили общее впечатление унылой обшарпанности. Грязные улицы, чахлая растительность, никаких ярких пятен. Тоскливый пейзаж. Даже солнечный свет казался усталым и безрадостным. Скучный мир. А на подоконнике, на небрежно брошенной сверкающей шкуре снежного волка с Альбины, лежали железная палица и железная же шестипалая перчатка с шипами на всех суставах.
Картина производила очень странное впечатление. Я смотрел на нее и почему-то никак не мог оторваться, не мог отвести взгляд и отойти. И чем дольше я смотрел на эту картину, тем сильнее меня охватывало ощущение тревожного ожидания, какой-то непоправимой предопределенности и безнадежного отчаяния.
Наконец я сделал над собой усилие и отвернулся. Я закрыл глаза и почувствовал, что очень устал. У меня не осталось душевных сил, чтобы рассматривать остальные картины.
Я вышел на улицу. Свежие запахи влажной ночи, изумрудная листва, прозрачная в пробивающихся сквозь нее лучах садовых фонарей, теплый свет из двух окон коттеджа Мелиссы с трудом вытесняли из моего сознания чувство отчаяния, которое вселила в меня эта картина в мастерской. Я вдыхал ночной воздух и повторял себе, что на картине – всего лишь придуманные образы, нигде и никогда не существовавший мир. Но эта картина стояла у меня перед глазами, и глупое сердце ныло от предчувствия грядущей беды, от невозможности ее предотвратить.
Мне не хотелось заканчивать сегодняшний день с этим тяжелым чувством, и я решил немного погулять по парку, прежде чем идти спать.
Я вышел на площадку перед своим коттеджем и посмотрел на звезды. Со дна воздушного океана их было видно так мало, они так приветливо мигали, выглядели такими безобидными…
Постепенно стрекотание ночных насекомых и мерный шум прибоя вернули меня к действительности, в которой, насколько мне было известно, ничего плохого сейчас не происходило.
"Пока все идет хорошо!" – вспомнил я известный анекдот… Хотя действительно, для меня пока все шло очень хорошо, так хорошо, как еще вчера не могло и присниться.
Я поднялся на террасу своего коттеджа и немного постоял, вглядываясь и вслушиваясь в окружающий меня мир. В лунном свете поблекли яркие краски и стерлись контрасты, мелодично журчал фонтанчик, цветы жасмина исходили оглушающим ароматом.
