– Спасибо! Вот спасибо! – Карапетяныч блестел глазами, разглядывая покупки.
– Ты всё понял?
– Обижаете! Всё сделаю, как велели! Как только увижу кого с покоцанным лицом и убитыми коленками, сразу за ним. Тихо как мышка. Незаметно как…. Как….
– Как материнское пособие. Дальше!
– А дальше я его до дому провожу и бегом к вам.
У магазина было непривычно пусто. Бабульки успели свернуть торговлю и даже подмести за собой. Солнце тут же вцепилось в спину, мстило за общение с кондиционерами. Я сел в машину, открыл окно.
– Михаил Алексеевич, а что он натворил? Ну тот, кого мы ищем.
– Так, по мелочи.
– Вы его посадите, да? – Карапетяныч заметно приуныл. – Не хочется, чтобы из-за меня кого-то в тюрьму отправили. Я там был.
– И как?
– Не очень, Михаил Алексеевич. Скучно и невкусно.
– Зато воровать не надо.
– Да как же не надо?! Скажете тоже. Зэки спуску не дают, то хлеб стащи из столовой, то бумагу у завсклада. Токмо кражами и жил. А там не тут, ежели попадёшься, так наподдадут! Какое-то не исправление, получается, а оттачивание.
– Не горюй, не посажу. Это же ребёнок. А детей у нас не сажают. Пока.
ТРИ
– Почему думаешь, что ребёнок? – Бык опорожнил чашку горячего кофе, но так и не смог сжечь зевоту.
– Или карлик.
– С карликом было бы проще.
– Даже слишком. Потому думаю, что это ребёнок. Мальчик. Влюблённый. Увидел как предмет его детской страсти некто ведёт на озеро. Проследил. Теперь надолго обеспечен бессонницей и кошмарами.
– Лул сказала, что девочку повесили.
– Удивительно. Было бы, если бы она сказала что-то другое.
– Не шурши! Я тебя похвалить хотел. Ты молодец. Отлично поработал.
– Принято. Где Сныть?
– Дома валяется. Вчера обожрался в лесу.
– Теперь природа рвётся наружу.
– Бестолочь. Глаз да глаз за ним. А ты чего хотел?
– Хотел про участкового поспрашивать.
– Так давай я тебе его вызову!
– Не, мне бы про него, а не от него. С ним потом.
– Он, кстати, признался, что девочку из-под ивы взял. Говорит, перенёс, чтоб в озеро не смыло. Наказать?
– Похвалить. Если бы смыло, было бы суетнее.
– Чё думаешь?
– По городку ещё покататься.
– Не доверяешь Карапетянычу?
– Доверяю. Если мальчишка местный. Если приезжий, то надо посмотреть места, куда Карапетяныча не пустят.
– А, если он из села? Ты же говорил, что девочка из дачников.
– Передумал. Она совсем не загорелая. Если только вчера приехала, но тогда не вяжется это быстрое знакомство с убийцей. Скорее она из здешних.
– Или труп привезли.
– Вряд ли. Надо быть местным, чтобы знать нюансы территории. Да и слишком это рискованно – тащить труп через весь лес.
– Ну да, – согласился Бык, почесав затылок. – Я к себе пойду.
Теплов что-то ещё говорил, но всё осталось с ним. Я отключился. В глазах потемнело. Это не обморок. Это ночь, время, когда свидетелям положено спать. Но какой-то любопытный мальчишка видел, как луна гладит застывшее лицо. Как вокруг кукольной шеи извивается верёвка. Как обмякшее тело зависло меж небом и землёй….
Я вынул из кармана ключи от авто. Мысленно нажал на педаль газа. Вождение успокаивает. Нужно установить хозяина верёвки. Но это потом. Сначала найти свидетеля.
Улицу жгло вчерашним солнцем. Прохлада возвращаться не планировала. Я сел в машину, открыл окно. Поехали.
Ретретинск выглядел как и положено выглядеть, когда звание столицы не светит ближайшую вечность. Всё, как и везде. У приезжих особых проблем с адаптацией не возникнет. Особенно у тех, кто пожалует прямо из 80-х годов прошлого столетия. Будни стираются о трудов твердыню. Выходные, как правило, длятся ровно до полудня. Опосля аборигены разбегаются по делам, не уместившимся в прошедшую пятидневку. Кто вальяжно шествует в центральный и по совместительству единственный парк, чтобы там придать ногам ускорении да подбодрить коленные суставы. Ведь мода, как известно, границ не знает. И пусть умные часы с мудрыми мотивациями границу Ретретинска не пересекали, бабушкин компот, дедушкины кеды и оставшиеся с Олимпиады-80 лыжные палки вполне себе прекрасные детали для здорового образа жизни. По крайней мере, хватает на то, чтобы высокомерно поглядывать на скамеечных сидельцев и прудовых уточек кормильцев.
