Разбитая наковальня - страница 17

– Я не боюсь исчезнуть, – признание далось ему легко. – Если я – последний из своего народа, то разделю его судьбу. Каков ваш вопрос?

– Разве не стоит дать бой?

Не брал солдат на размышления и мгновения, а лишь на вопрос вопросом молвил:

– Кому же? Переменам, что кипят у подножия? Молодым умам, что точно шагнут в пустоту? Не отвечайте на эти вопросы. Наши враги мертвы: имён не вспомнят даже их дети. Если не врали вы о мире внешнем, то мне не на кого боле поднять меча. Каков ваш вопрос?

– В вас сейчас говорят и честь, и смирение. Нечастое сочетание, не думаете?

– Мои слова могут мне не принадлежать. Меня создали как часть войны против всякой мерзкой силы, что надвигалась на Сиим. Мы гибли в огне и ветре, в когтях и под клыками. Тело моё пусто, разум – слепок чужого, а душа… – он помолчал немного, – секрет для нас обоих.

– Это точно. – Мастерице оставалось лишь кивнуть. – Сколько всего знал Сиим!

– …Но, – продолжил страж, всё глубже уходя в пыль воспоминаний, – как говорится в одной сиимской пословице: «Как всякую тяжёлую ношу следует облегчить, так и в пустые сумы дать весу». Мы не можем поднять клинка на невинного. Есть ли это честь наша или задумка создателей? Прихоть моя или чужой закон? Ответа нет. Каков ваш вопрос? – он заговорил живо, но устало.

– И вас это вполне устраивает, – заметила мастерица. – И всё-таки я думаю, что это честь. – Она улыбнулась. – Каков ваш вопрос?

– С чего бы вам так думать?

– Вы помогаете тем, кто нуждается. Вы не убили ни меня, ни Зука, хоть мы и не сиимцы. Мы, говоря грубым языком, «захватчики» вашего города. Устроились тут, мастерскую разворошили, разнюхиваем, что да как… И за всё это время меч вы лишь приоткрыли, не спеша его обнажать целиком. Каков ваш вопрос?

– Вы даёте моим действиям чересчур много веса. И дополнительную пищу для размышлений, – добавил он многозначно.

– Зря про захватчиков сказала… – Зань вновь улыбнулась: хоть в кои-то веки жив был её собеседник.

Она протянула стражу пустую банку, содержимое которой неприятно поскрипывало на зубах, напоследок посмотрев на металлическое донышко. Прессованные круги, меж коих ещё оставались остатки неясной розовато-зелёной смеси, что не имела ни вкуса, ни запаха. Сколько её ни грей, ни перемешивай, ни вари – даже солью это пищей не сделаешь.

– Мой вопрос.

– Спрашивайте, страж.

– Душу не увидеть, не услышать, наверное, даже не учуять – это я понял, – солдат латунный пальцы могучие всё загибал, – и взвесить её, значит, тоже нельзя?

– Нет, конечно же. Нет ничего, равного одной душе. Это как пытаться взвесить любовь или ненависть. Каков ваш вопрос?

– То есть душа неосязаема?

– Получается, что так, – мастерица пожала плечами.

– Неосязаема, невидима, не слышна уху, не имеет веса или запаха… – подумал вслух доспех. – Кажется, её действительно нельзя создать!

Что-то в голове Зани резко зашевелилось. Священное озарение вот-вот коснётся её – надо лишь не упустить момент, велевший разговор продолжать.

– Можно! – Мастерица вскочила с места. – Её можно создать! Вы что-то сказать хотите?

– Вы перепробовали столько всего, но даже не знаете, что должно получиться… Быть может, Зук Бездарность – лишь сумасшедший?

– Нет! Он ведь приблизился… – Уже всё искрилось, ответ был на расстоянии протянутой руки! – Он подчинил себе Драконью Гибель, но ему чего-то не хватило… Или…

Вот оно. Озарение, сияющее ярче трёх солнц и легиона звёзд. Момент великий и самую малость жуткий. Очи огня полны, а рот кричит: