Разбитая наковальня - страница 15

– Да, но…

– Предвещаю ваш вопрос. Зук Бездарность назвался сам, как вы, Зань Стук, дочь Регола Стука, кузнец из города Киррик.

– Но…

– Предвещаю ваш вопрос. Снова. Его успехи в деле особом сомнительны.

– А…

– Предвещаю ваш вопрос. Очень несложно, кстати, – мимолётом похвастался страж. – Бездарность не смог изготовить вот это.

В ящике, обмотанном плотной тканью, лежали изделия неясного назначения. Нечто столь тонкой работы, что металл можно было спутать со стеклом, льдом или застывшей искрой. Шарики не больше Заниного кулака, все схожие очень хитроумным содержанием. Зань взяла один из них – тот быстро согрел ладони мастерицы – и внимательно вгляделась внутрь конструкции. Золото, серебро, медные нити, опоясывающие сердцевину из колдунова железа… Всё вроде по уму, но какому – совсем не ясно. Затем достала ещё сферу и сравнила два устройства меж собой. Тут иной угол, здесь форма толще, но нашлось немало общих черт.

– Его изделия – что бы это ни было – не завершены, – заключила она тоном не своим, а Ленны. – Мотивы конструкций повторяются, чуть меняясь и чередуясь. Как песня с подзабытыми нотами. Что это?

– Я должен был предвидеть… – разочарованно прошептал страж. – В видении простого люда и высоких умов сей продукт человеческих и нечеловеческих усилий можно обозначить словом «душа».

Зань Стук, дочь Регола Стука, кузнец из города Киррик, разрушила вековой сон Цынных гор. Грохот её молота тянулся от самых вершин и сходил до подножия, пугая жителей шахтёрского городка средь бела дня и ночи гулким, зловещим эхом. В мастерской Зука, вновь обжитой и всячески улучшенной, трудилась пленница горная, не считая дней и не жалея сил. Безымянный страж охранял её покой, всякую тяжёлую работу на себя брал и лишь иногда спрашивал:

– Должно быть, вы устали?..

– Ни в коей мере! – Зань смахнула пот со лба. – Мы почти у цели! Вопрос свой приберегу!

Но ни одна попытка не увенчалась успехом. Среди причудливых форм из стали и золота, складывающихся вокруг Драконьей Гибели, не угадывалось черт той самой души. Мастерица с трудом себе представляла, каким образом вообще можно подчинить колдуново железо: калила она его, била, пыталась обыграть уже готовые фрагменты внутри своих механизмов. Часто бродила мастерица по гранитным тропам, к массивным шестерням средь породы, чтобы разглядеть в наследии Сиим совет какой, что смог бы приблизить её к решению загадки слепого кузнеца. В Зани кололась злоба: на себя, на мир за пределами чёрного города, на судьбу, что поперёк горла встала и истину от мастерицы скрыла. Она слышала насмешки средь ветра, снег морозил её уставшие пальцы, а безвкусная еда, нашедшаяся в складах подземных, лишь неприятно скрипела на зубах.

– Довольно. – Страж поймал руку в замахе и молот отнял. – Вам следует остановиться.

Хватка его была мягка, иначе машинные пальцы сломали бы мастерице запястье. Зань смотрела будто сквозь стража: не чувствовала она ни единой капли смысла в своих деяниях, но не могла покинуть мастерскую.

– Предлагаешь сдаться, железка? – В глазах сверкала ярость.

– Не предлагаю. Но много ль толку повторять десятки раз то, что обречено на провал? Вы пытаетесь не понять – лишь повторить чужую ошибку.

– Не знаю! Я не могу знать, почему не выходит! Что у слепого не вышло, у меня получиться должно! Я, по крайней мере, вижу, что делаю!

Но этого оказалось недостаточно. Не видно было конца её испытанию, и всё чаще стояла Зань на обрыве и смотрела на Регалию с презрением, что разделила с Цынными горами. «Там, внизу, люди не ведают истинных бед, – думала мастерица, скаля зубы. – Взять лишь одну их душу и в металл поместить… Получилось бы?» Она испугалась собственной идеи и отогнала от себя, как прокажённую, но мысли эти всё чаще возвращались и оседали в её голове. Рассудок девушки вот-вот рухнет: дай ему лишь больше бессмысленных попыток обуздать искусство Сиим.