– Дядя, ты с войны вернулся? – детский голосок заставил его открыть глаза.
Толька, не поднимая головы, посмотрел глазами по сторонам и увидел на берегу девчушку лет шести с желтыми волосами в легком выцветшем платье. На месте ей стоялось с трудом. Она, то переминалась с ноги на ногу, то поднималась на цыпочки или ковыряла ногой прибрежный песок, одновременно пытаясь накрутить подол платья на палец. Девочка с нескрываемым любопытством разглядывала лежащего в воде парня, и увиденное зрелище ее явно заинтересовало.
– Почему ты так решила? – удивился Ларионов.
– А ты утром по деревне шел в военной форме, – бойко ответила та. – И след от пули как у дядьки Прохора, – она отпустила подол и указала пальцем на Толькин живот.
– То вилами. Еще в детстве. Случайно на сенокосе задели, – он прижал подбородок к груди и покосился на едва заметный шрам. – Я просто в армии служил.
– М-м, – разочарованно протянула девочка и присела на корточки. – Как дядька Сережка, значит. Он в самой Германии служил. Среди немцев, – последние слова она произнесла почти шепотом.
– Случайно не Сорокин?
– Ага, – обрадовалась девчушка. – А ты как угадал? – изумилась она.
– Случайно, – слукавил Толька.
Так уж получилось, но со своим приятелем они служили в одной части. Сорокина, правда, призвали позднее, через полгода после Ларионова, а демобилизовался он наоборот, много раньше своего деревенского друга.
– Это хорошо, что ты не с войны. Или еще откуда-нибудь, – вздохнула желтоволосая.
– Наверное. А ты, видимо, рано встаешь, раз меня утром видела.
– Ага, рано. Дел много, – серьезно ответила девчушка.
– Понятно. А чья ты будешь, красавица?
– Мамкина.
– А мамка кто? Как мамку зовут?
– По-разному.
– Это как, по-разному?
– Я мамкой зову, Нинка с Фиской тоже. Подружки мамкины ее Нюркой кличут. Колька няней. Тетка Мария, Аннушкой все звала, пока не уехала.
– А папка?
– Папки нету.
– Понятно, – протянул Толька.
Банный жар прошел, и вода уже не казалась такой ласковой и приятной. Он присел.
– Ты не замерзнешь? – поинтересовался он.
– Не. Я привыкшая.
– А чего одна тут?
– Я не одна. С козой. Пасу ее, – девочка указала рукой куда-то за бани.
Тольке понравилась забавная девчонка, и неизвестно, сколько бы еще они проговорили, если бы с угора не послышался женский крик.
– Танька! Танька, давай домой!
– Мамка! – в полголоса проговорила девочка, втягивая голову в плечи.
Толька вгляделся в женский силуэт, пытаясь узнать ее мать. Тем временем женщина спустилась к реке и подошла ближе.
– Здравствуй, Толя, – проговорила она. – Вернулся?
– Здравствуй, Нюра. Да, отслужил свое, – Толька, наконец, узнал жену своего бывшего бригадира Митьки Гавзова.
При виде молодой женщины он почувствовал себя неловко и медленно переместился чуть дальше от берега, пока трусы полностью не скрылись под водой.
– Вернулся…, – задумчиво протянула Нюрка. – Вот, егоза, убежала без спросу, – словно оправдываясь, добавила она.
– И ничего я не убегала. Я козу спасла, – с важным видом ответила Таня.
– Ой, господи… От кого опять спасла? – Гавзова устало вздохнула.
– От одиночества. Ей грустно одной было. Вот я и пошла с ней, – серьезно проговорила девочка.
– О козе она переживает, а младший брат один остался. Пошли уж, заботливая моя.
– Как Дмитрий Павлович? – стесняясь подняться, спросил Толька.
– Да, все также. Все также, – поспешно и без особого желания продолжать разговор ответила Нюрка. – Пойдем мы. А ты не мерзни зря: в бане-то теплее, – она ухватила дочку за руку и потянула за собой.
