Осень. Могила совсем свежая. Девочка не могла так легко быть одета осенью.
Не могла, но в той аварии, которой однажды я стал свидетелем, всё произошло именно так. Только там была не девочка, а красивая девушка, и не автобус её сбил, а на мотоцикле она разбилась вместе со своим парнем. Они врезались в стену дома. Неслись, как безумные, по улицам города, навстречу машина, парень не справился с управлением – и «Бах!»
На девушке летнее платье. Оно порвалось и задралось до шеи. Лифчика не было, и свидетели аварии пялились на голую спину. Правая рука изогнулась так, что красавицу приподняло от земли и из-под её платья выглядывала грудь. Девушка была великолепна. Смерть обнажила её и поселила похоть в глаза живых мужчин.
Никто не пытался ей помочь. Мотоциклиста увезла «Скорая помощь», а его подруга осталась лежать мёртвой. Чтобы понять это, не требовалось проверять наличие пульса на сонной артерии и делать искусственное дыхание: стена и асфальт вокруг красавицы измарались в крови. И летняя ткань пропитана кровью, и длинные светлые волосы, и лица похотливых мужиков. И солнечный день, и само солнце. Белым пятном в красной луже выделялись тонкие, просвечивающие трусики. Голые босые ноги. Один босоножек лежал рядом с телом, второй, как ни искал, я не обнаружил.
Водитель машины, пытаясь убедить себя, что не виноват, бормотал:
– Как же так? Что же он… Я – из-за поворота, а он – навстречу. Не успел, выкручивать начал…
Он закрыл лицо руками и опустился на корточки возле своей «девятки».
– Что делать? – твердил он сквозь ладони.
Солнце плескалось на месте аварии, и оттого казалось, что авария – шутка. Никто не умер, на асфальте – манекен из магазина, а сломанный мотоцикл здесь случайно: кто-то положил его недалеко от манекена в качестве злой, неуместной шутки. И шутка удалась.
– Я даже не успела испугаться, – сказала девочка.
Старуха с косой проходила мимо, мурлыча под нос. Вдруг происходит авария. Она краем глаза замечает нечёткую линию автобуса, удар, вскинутые руки, вздёрнутый кадык и грязные детские щёки, как будто по ним размазали густые, как шоколад, слёзы. Подходит к кукле на земле, теребит её ногой – та бездвижна – и волочит за собой, покидая место трагедии.
– Побудь со мной ещё немного. Не уходи.
Да я пошевелиться не могу – куда я уйду?
– Поговори со мной.
О чём говорить с трупом?
– Арх, – выдавил я.
Снег всё падал и падал. Я закрыл глаза, но снег проникал через веки.
– Тебе больно, бедняжка?
Да, чёрт возьми, мне очень больно! Я спасал человека, а откопал труп.
– Мёртвые тоже люди.
Да, и я тоже сдохну в этой могиле.
– Нет, ты не умрёшь. Но не оставляй меня так быстро. Ты ведь будешь ко мне приходить? Ты ведь приходишь к родственникам.
В гости? Здравствуйте! Как дела? Может, чаю?
– Ты дурачок, – худая рука гладила мои волосы.
Я некрофил, а к тому же ещё и педофил.
– Не переживай. Всё не так плохо.
Конечно, не так. А гораздо хуже. Если меня найдут здесь, я до скончания веков пробуду за решёткой.
– Я понимаю, что не могу тебя держать. Тебе здесь не место. Но ты ведь ещё побудешь со мной немного?
Я не могу встать. Может, я тоже мёртв?
– Нет, – рука перестала гладить волосы. – Я понимаю, что ты должен идти. Я не дура. Прости меня.
Девочка вздохнула.
– А, впрочем, какое тебе дело?
Короткая пауза и сталь из уст ребёнка:
– Встань! Встань и иди в свой мир!
Вот так просто я должен был встать и пойти. Но как?
