Ускорился.
Гул в кабине оглушал, но это была приятная глухота, вызванная стремительной мощью. Моей мощью!
Мне даже не требовалось смотреть на указатель скорости, чтобы определить рубеж – я его чувствовал. Потянул штурвал и тысячи невидимых рук подхватили меня и увлекли ввысь.
Гул сразу стих и превратился в ровный негромкий рокот.
По бокам сверкнули серебром цеппелины платформы. На их фоне «Беркут» казался мелкой птахой, а устрашающих размеров импеллеры, не просто стабилизирующие всю эту гигантскую постройку, но и снабжающие её электричеством, вызывали невольное чувство благоговения.
Белые груды облаков, ослепительные на фоне ярко-голубого неба, устремились навстречу.
Иногда я думал, с чем можно сравнить эти ощущения? Единственное слово, приходящее в голову и хотя бы немного отражающее суть – свобода. Каждый раз взлетая, я окунался в неё с головой. И чем бы полёт ни обернулся дальше, момент отрыва от поверхности оставался неизменно прекрасным.
Заложив вираж и одновременно набирая высоту, я занял эшелон четыре-девятьсот и поставил «Беркут» на курс.
Внизу искрились снегом горные пики. Только наблюдая с высоты можно было оценить величие, раскинувшихся на многие километры, хребтов. Некоторые прятали вершины в облачных шапках, другие подставляли крутые бока солнцу. Бесконечные ущелья, блестящие реки, каменистые плато…
Но любуясь всей этой красотой, я не забывал поглядывать на экраны – вдруг местным на земле снова захочется пострелять?
Тем более, что я пока без прикрывающего. Из-за поспешного отлёта я не успел расспросить Хо, что за ерунда теперь происходила вокруг платформы. Такого раньше не было. По самолётам не палили из ЗРК. Впрочем, эти мысли следовало как можно быстрее отбросить. Во-первых, можно пропустить что-то важное, например, какие-то показания на приборах. Во-вторых, это отвлекало от ощущений и мешало наслаждаться полётом. Поэтому я быстренько очистил мысли, включил автопилот и принялся разглядывать пейзаж.
Солнце светило сзади, и можно было видеть тень от «Беркута», скачущую по заснеженным склонам. В голове всплыл любимый мотивчик, и я принялся негромко напевать. Эйфория, вызванная взлётом, прошла и осталось лишь беззаботное настроение. Понятное дело – это ненадолго, но, считаю, нужно уметь наслаждаться моментами.
Рядом с тенью от моего самолёта вдруг появилась ещё одна. Меньше размером и заметно быстрее. Войцех нагнал, хотя я ожидал его позже.
– Что-то ты быстро, напарник, – проговорил я в микрофон.
Поляк не ответил. Странно.
– Войцех? – попробовал я ещё раз.
В ответ – молчание.
Может показалось? Да нет же, вон четкая тень на склонах. Она была уже впереди моей и удалялась. По идее, «Шмель» прикрывающего должен быть где-то надо мной. Я прижался к стеклу фонаря, пытаясь рассмотреть самолёт напарника. Но ничего не увидел. Только синь неба и рваный слой перистых облаков.
Бросил взгляд вниз. Вторая тень никуда не делась. Что за бред?! Если есть тень, должно быть то, что её отбрасывает. Может какой-то оптический эффект… ну там солнечный свет отразился от снега, потом от облаков, исказился, переместился и бла-бла-бла… Бред! Слишком чёткая и совершенно не похожая на моего «Беркута» тень. А если присмотреться, то и на «Шмеля» тоже не вполне смахивает. Другой рисунок крыла, странно вытянутый фюзеляж, какой-то чуждый, незнакомый. Невольно передернул плечами и снова попытался рассмотреть, что или кто её отбрасывает.
