Размышления об алхимии и алхимиках - страница 21



к Философскому Камню лежит через нее или посредством нее. Нет ничего проще с этой точки зрения, в то время как с другой точки зрения нет тайны, превосходящей ее, ибо она соизмерима с самой жизнью. Это тайна жизни.

Если совесть – это путь к Философскому Камню, – слышу я восклицание, – почему бы не сказать об этом прямо? зачем эта мистическая болтовня о соли, сере и ртути? Этот вопрос, без сомнения, часто возникает. Я уже изложил то, что считаю двумя причинами скрытного способа письма, и могу добавить здесь, что сама простота учения, или входа в него, вызывает сомнение или отрицание действенности такого рода ртути в достижении какой-либо необычайно хорошей цели; отсюда люди смотрят вовне, прочь от себя, и желают каких-то чудесных, если не сверхъестественных и непостижимых, средств для осуществления надежды на лучшее в каком-то далеком будущем. Кроме того, почти все люди хотят спастись в или со своими грехами («излишествами»), а не через отделение от них. Учение Христа, которому алхимики строго следуют, недвусмысленно против этого; тем не менее, для множества людей надежда на будущее – это не более чем искусственный компромисс, по которому грешник соглашается принять обещание будущего при условии, тайно оговоренном, что его не будут беспокоить в настоящем. Конечно, будущее предъявляет к нам свои требования; но, возможно, единственный способ обеспечить его – это быть правым сейчас и оставаться таким.

Как слово ртуть используется в нескольких смыслах, так и слово огонь. В некоторых случаях оно означает интеллект, но в общем оно означает совесть в индивиде: иногда оно означает то, что не без основания называют общественной совестью: или это принцип в роде человеческом, который вечен, переживает все колебания в обществе и правительствах; он живет вопреки всей софистике и остается навсегда невозмутимым философскими и религиозными спорами.

Епископ Тейлор сказал, что «Бог дал нам совесть, чтобы она была вместо Него для нас, чтобы давать нам законы, и требовать повиновения этим законам, чтобы наказывать тех, кто отступает, и награждать послушных». «И поэтому, – продолжает этот великий человек, – совесть называется домашним стражем и домашним богом, духом или ангелом места; и когда мы призываем Бога в свидетели, мы лишь имеем в виду, что наша совесть права, и что Бог, и наместник Бога, наша совесть, знают это».

«Совесть, – говорит доктор Саут, – это латинское слово, хотя и с английским окончанием, и, согласно самому его значению, оно подразумевает двойное или совместное знание; а именно, одно – божественного закона или правила, а другое – собственного действия человека; и таким образом, это собственно применение общего закона к конкретному случаю практики».

Но совесть, как я неоднократно говорил, – это лишь путь или средство в том, что называется великим деланием; незаменимое, конечно; ибо без него алхимики говорят, что ничего нельзя сделать в «Искусстве»; но когда эта начальная точка обеспечена, они затем говорят о посеве, в этой философской ртути, того, что они называют ФИЛОСОФСКИМ ЗОЛОТОМ, которое иногда называют Венерой.

Это Любовь; любовь к Богу и человеку; о которой, я признаюсь, я не желаю много говорить, чтобы не зайти за пределы своей глубины. Те, кто хочет увидеть некоторый рассказ об этом у Платона, могут обратиться к «Пиру» и научиться заменять вульгарное понятие платонической любви вдохновением любви к Истине; ибо это и есть платоническая любовь, привитая лишь на очищенную совесть и недоступная нечестивому человеку, живущему в своих грехах.