Разум и чувства. Как любили известные политики - страница 15

Мохандасу тоже запрещалось общаться с неприкасаемыми. «Я, естественно, подчинялся (родителям. – Ред.), но возражал с улыбкой, что неприкасаемость не освящена религией и не может быть освящена. Я был очень послушным ребенком, но, насколько позволяло мне почтение к родителям, вступал с ними в спор по этому поводу», – вспоминал Ганди. Но столь несправедливое отношение к людям не давало ему покоя, и через много лет он все же сумел убедить индийцев (всю страну!) отказаться от этого жестокого обычая.

Не побоялся юный Ганди и признаться отцу в довольно серьезном проступке – несмотря на материнские призывы придерживаться исключительно вегетарианской пищи, он в компании сверстников, конечно же, пробовал мясо. Но не в этом было главное преступление: чтобы купить мясо, понятно, требовались деньги, и Мохандас потихоньку взял у родителей. Правда, в нем очень быстро проснулась совесть, и он во всем признался отцу. К его величайшему изумлению, наказания, к которому он уже готовился, не последовало. Отец был так рад признанию сына, что прижал его к груди и со слезами на глазах поблагодарил за правду. Позже Ганди писал, что этот случай открыл ему суть «ахинсы» – важнейшего принципа индийской философии, почитающего высшими ценностями жизнь и любовь к человеку и всему живому.

Чувствуя приближение смерти, отец решил женить Мохандаса. В соответствии с индийскими обычаями и установлениями индуизма он начал подготовку к свадьбе – накопил денег, подобрал сыну невесту… Мальчику было тринадцать лет, его юной жене столько же. Звали ее Кастурбай Макаджи. Столь ранняя женитьба, хоть и соответствовала индийской традиции, но стала для обоих детей довольно сильным потрясением. Вот что по этому поводу пишет автор одной из книг, посвященных Ганди: «Не помогли наставления и внушения старших: молодые супруги оставались по сути наивными детьми, рано встревоженный инстинкт плоти больно ранил их еще не окрепшую психику…»

Такой стресс мог привести к чему угодно, например, к взаимной ненависти, однако юные новобрачные, к счастью, полюбили друг друга. Повзрослев же, они испытали истинную страсть и высокое чувство любви… Мохандас и Кастурбай прожили вместе шестьдесят два года. И Кастурбай всегда была настоящим другом и помощницей мужа.

В скором времени после свадьбы молодоженов ожидало первое испытание. Окончив школу, Мохандас посоветовался с родственниками и решил продолжить свое образование в Англии. Правда, мать была против поездки, ведь религия запрещала покидать священную родину. Старейшины касты, к которой принадлежала семья Ганди, пригрозили Мохандасу отлучением от касты, но младший Ганди не убоялся ни запрета, ни отлучения и уехал в Англию учиться на адвоката. Юная жена, соблюдая клятву верности, осталась терпеливо ждать мужнего возвращения.

В Англии Мохандас, по его собственным словам, чувствовал себя ужасно одиноким, однако он успешно завершил учебу и получил высшую адвокатскую степень. Но главное, он открыл для себя совершенно другой мир, с другими отношениями, другим мировоззрением. Будущий Махатма познакомился с буддизмом и Новым Заветом и, возможно, уже тогда возмечтал объединить индуизм с учениями Будды и Христа. Похоже, именно в Европе он сформировался как личность, и на его политическую жизнь оказала большее влияние не Древняя Индия, а старушка Европа.

В 1891 году Ганди вернулся домой с дипломом юриста и твердым убеждением, что колониализм – позорная система. Он начал адвокатскую практику, но дело у него не заладилось. У него не получалось защищать в суде интересы некоторых не совсем праведных клиентов, и в результате он проиграл несколько процессов, что, понятно, не способствовало его репутации. Что ему мешало? Кто-то считает, что природная честность и ответственность, а другие полагают, что отлучение от касты (ведь он сам нарушил основополагающие законы своей религии). Как бы то ни было, Мохандас оставил адвокатскую практику и принял предложение одной торговой фирмы вести ее дела в Южной Африке. Вместе с семейством (у них с Кастурбай уже было двое детей) Ганди прибыл в Наталь (провинцию в Южной Африке), где уже имелась большая индийская община. И сразу же столкнулся с тем, о чем слышал прежде, но на себе не испытывал – с белым расизмом. Цветным запрещалось почти все: они не могли ездить в поезде первым классом; ходить по тротуарам, предназначенным только для белых; выбирать работу по специальности; учиться в одной школе с белыми; короче, у них не было никаких прав.