Разум слов - страница 3

письменной речи – возьми её в виде образчика

речи, сыгравшей прижизненно в логово ящика,

в страшной истории так откопают умершего,

Господи, он ещё дышит, утешься, утешь его.

«Слушай! Когда тишина над рекой бессловесна…»

Слушай! Когда тишина над рекой бессловесна,

там, на кольце сорок пятого с семьдесят первым,

там, где деревья стоят над рекою отвесно

в чём-то сыром – то коричневом, то светло-сером, —

дни моей жизни таким убывают манером,

что пресловутому сердцу становится тесно.

Слушай! В ветвях облетевших не больше смиренья,

чем в оживлённых листвой, но в осенних пробелах

ищет смиренных сестёр сиротливое зренье

прямолинейнее… И в монотонных пределах

низкого неба, среди облаков крупнотелых,

осени блёклое солнце – ему озаренье.

Что же, не зря облюбован был мной этот угол,

где по ночам, в черноту непроглядную в оба

глядя, твердил: примирись! если кто и напутал

в жизни – ты сам, примирись, привыкай к форме гроба

в этой каморке, где затхлости запах особый,

где ты безверие зябко в иронию кутал.

Что же, отъявленный бред полагать, что за ширмой

был кукловод – разве он уместился бы в образ? —

нет, никогда, никогда ты не слышал надмирный

голос Того, для Кого ты придумывал голос,

хоть и не верил в Него, и осенняя морось

всё застилала, как жгучей тоскою обширной.

Слушай! Когда, вкруг полуденной точки свернувшись,

день, не успев посветлеть, угасал, там, где вечер

осени поздней под дверь мою сбрасывал тушку

голубя – вот благовещенье! – там, где я встречи

этой пугался и вздрагивал, там, где диспетчер

метрах в двухстах, на кольце, превращалась в старушку —

слушай! – там дни моей жизни текли неизбывно,

впрочем, щадя и ночные часы замедляя,

там, где последний автобус гасил свои бивни,

там, где, инерцию наглого слова теряя,

я засыпал и вставал, уже не понимая

прошлого дня с его пульсом тяжёлого ливня.

«Это город слепых…»

Это город слепых,

розоватых, трапецьеобразных

стен, от ветров ненастных

оградивших живых,

это город глухих

переулков несчастных

и безмолвных, прекрасных

снегопадов густых.

Это город теней

во дворах нездоровых,

это город готовых

к вымиранью людей.

Это город детьми

облюбованных горок,

древний образ мне дорог, —

если хочешь, возьми, —

это город зимы,

мандариновых корок,

холодов, полутьмы,

вереницы огней

с жёлтым прицветом йода,

и железных коней,

и того пешехода…

Ну, живи, цепеней.

«Вы просыпались рано утром…»

Вы просыпались рано утром,

зимой, когда по цвету дыма

из заводской трубы определяли

температуру воздуха… Тогда

вы знаете, как ищет мысль лазейки —

как мышь, откопанная на морозе,

живая, обезумевшая, в страхе

бросаясь напролом…

Месяц как твержу:

«Я ещё здесь, здесь, здесь,

Господи, здесь…» —

не разжимая губ твержу и продолженья

не вижу столь же истинного…

Вы просыпались рано утром,

зимой, проездом

вы замечали в окнах заводских

рабочего, вы думали: как рано

он приступает к выполненью плана —

такой живой! Вам не было смешно…

Вы помните, вас в детский сад будила

передовая сталинская мама,

включая беспощадно свет

и радио одновременно,

а вы за миг до этого

всей мышечною, мышьей жизнью

в сон зарывались под одеяло,

вы помните, как в детство проникает —

в столь раннее, что – навсегда, – казённый

линолеума запах, туалета

и кухонный непостижимый дух…

Вы просыпались рано утром,

зимой…

«Когда бы знал, что ждёт…»

Когда бы знал, что ждёт,

не захотел бы жить,

но ты всегда лишь тот,

кто и не мог не быть.

Но если здесь дышать,

таких измен, как та,

ты бы не мог не знать,

Назад Вперед

Разум слов - страница 3

Похожие книги