Австрийцы вкупе с немцами весь день 25 апреля вели частные атаки в нескольких местах, но все они были пресечены огнем русской артиллерии, а противник не доводил наступление до полного напряжения, видимо, имея в виду этими частными атаками задержать русских на месте, не допустив их переброску на поддержку левого крыла 3-й армии, против которого, видимо, и готовился главный удар.
В тот же день, 25 апреля 1915 года, генерал-майор русской армии Карл Густав Маннергейм был временно назначен командиром сводного кавалерийского корпуса, в который вошли: 12-я кавалерийская дивизия, Отдельная гвардейская кавалерийская дивизия и бригада Заамурской пограничной стражи – всего восемь кавалерийских полков.
Перед сводным корпусом была поставлена задача форсировать реку Днестр и вместе с Сибирским корпусом вести наступление на город Коломыя.
Ротмистр Линицкий стоял на небольшом взгорке и долго смотрел в бинокль в сторону вражеских окопов, то ли покусывая, то ли облизывая губы. Выискивал слабые места и только головой покачивал от неудовольствия.
– Что, Линицкий, рекогносцировку проводишь? – с едва заметной язвительностью спросил неслышно подошедший сзади ротмистр Васильев из третьей сотни.
Они дружили друг с другом еще с японской. Однажды вдвоем еле спаслись от японского окружения, правда, потеряв при этом немало своих солдат. При этом никогда не теряли возможности друг друга подколоть по мелочи. Они и сейчас жили в одной крестьянской хате.
– Да вот, смотрю, здорово окопались сволочи австрияки. Тройная линия обороны. Боюсь, завтра многих ребят положим.
Васильев также приставил к глазам бинокль.
– Одно утешает, – продолжал, не отрываясь от лицезрения укреплений противника. – Землица-то наша, русская. Не усидит в ней австрияк.
– Да, это не Маньчжурия с Кореей, – согласно кивнул головой Васильев и первым опустил бинокль. – Пойдем-ка назад, Линицкий. Через четверть часа полковник ждет у себя всех офицеров.
– Да, пойдем, – вздохнул тот, опуская бинокль и поправляя френч.
И вдруг улыбнулся.
– А я все-таки разглядел у австрияков одну лазейку.
– Полковнику доложишь?
– А то как же!
Начавшийся с ночи дождь сыграл на руку заамурцам. Форсирование Днестра 1-м и 2-м Заамурскими пехотными дивизиями началось на рассвете 27 апреля. Десятки плотов и понтонов в полной тишине отчалили от левого берега. Лошади словно бы понимали всю важность переправы, стояли молча, лишь переминаясь с ноги на ногу да хвостом отгоняя мошкару, умудрявшуюся даже ночью и при дожде каким-то образом летать. Тучи укрывали своим дырявым пледом луну, а редкие, едва пробивавшиеся сквозь дыры в этом пледе звезды только помогали быстрее приближаться к берегу.
Форсировав Днестр, сводный корпус двинулся на селение Городенка. Пасмурно. Небо покрыто тучами. Движение полков корпуса идет медленно, так как беженцы понемногу захватывают все войсковые стоянки. Многие людские таборы становятся рассадником вшивой заразы.
Стоя в окружении офицеров своего штаба и наблюдая за всем этим, Маннергейм произнес:
– Да, картинки из нравов каменного века. Совсем как во времена аракчеевщины, когда табунами гнали поселенцев через всю Россию. Господа офицеры, вы, наверное, помните рассказ Лескова «Продукт природы»? Теперь та же картина.
Целые дни, а то и ночи болтались офицеры и солдаты в седлах, без горячей пищи и курева. Лес, бездорожье. Люди и лошади выбивались из последних сил. И всюду – в лесах, на полях, по дорогам – разлагающиеся трупы людей. Все это было совершенно непереносимо. Еще страшнее были полевые лазареты. Тут и там носилки, на которых стонут окровавленные люди. Всюду грязь, вонь, отчаяние, беспомощность и страшный беспорядок, с трудом преодолеваемый героическими усилиями врачей и сестер милосердия.
