Это Егор знал еще задолго до начала войны. В их деревне жил мужик, которого деревенские жители всех возрастов называли «дядя Андриан». Потерявший ногу на войне еще в далеком девятьсот четырнадцатом году, он, обладая даром хорошего рассказчика, доходчиво рассказывал пацанам об особенностях фронтовой жизни. От него сельские мальчишки узнавали о мелочах, существенно облегчавших окопную жизнь простым солдатам.
Егор снова сел в свою нишу и стал ладонью поглаживать холодное цевье винтовки. Он пытался представить себе будущую атаку и то, как он будет стрелять по гитлеровцам. Стал собирать внутри себя такую необходимую перед боем ненависть, настраиваясь и сосредоточиваясь.
Его мысли вдруг прервал глухой залп стоящих где-то за ближайшим лесом минометов. Спустя несколько секунд слух разрезал орудийный залп.
Егор высунулся из окопа, пытаясь посмотреть за бруствер, но его тут же одернул и затащил назад один из солдат. Вслед за первым залпом раздался второй, потом третий и четвертый. Наконец, где-то в стороне немецких траншей, стали раздаваться резкие хлопки взрывов.
Из соседней ячейки послышались одобрительные солдатские возгласы, сопровождавшиеся крепкими выражениями.
– Чего сидим?! Приготовились! – орал в проеме окопа сержант, держа в руках автомат.
Глаза его налились кровью. Ноздри раздувались. Лицо выглядело одновременно злым и растерянным. Несколько секунд он смотрел поочередно на всех четверых, потом резко скрылся в траншее. Спустя полминуты он появился вновь. Но говорил при этом уже спокойнее:
– Если надо кому оправиться, по малой нужде оправляйтесь прямо здесь. Если кому по большому надо, то тут негде. Делайте свои дела на малой саперной лопате и выбрасывайте всё за бруствер. Лопату о снег вытирайте.
Сержант снова скрылся в коридоре траншеи.
Солдаты переглянулись, не ожидая услышать такое от своего командира. Но при этом с пониманием оценили его советы как опытного фронтовика.
– Одиннадцать! – вслух произнес коренастый.
– Ты чего? – неожиданно для себя дрожащим голосом спросил Егор.
– Залпы считаю! – громко ответил тот, поворачивая голову так, будто объясняет не только одному Щукину, но и остальным.
Сержант снова появился в их окопе. Его глаза стали еще более кровавыми, взгляд злее и одновременно взволнованнее. Он тряс кулаком, громко рыча:
– Если кто мне, то я того лично пристрелю! Вам ясно, мужики?! Думайте сами! – Он обвел глазами солдат. – Либо от моей руки позорная смерть, либо там – геройская.
Прокричав это, сержант уже спокойно, как раньше, покинул проем.
Егор медленно выдохнул. Он почувствовал, как перестает ощущать свое тело. Только ноги наливались тяжестью, не желая слушаться. Он все же нашел в себе силы повернуться к соседям по окопу, чтобы хоть как-то отвлечься.
– Все. Закончилось. Больше не стреляют, – сообщил коренастый.
В проеме вновь появился сержант, застегивающий под подбородком ремешок стальной каски. Он заметил на себе взгляд Егора:
– Что, Щукин, уже обосрался?
– Никак нет, товарищ сержант! Я в порядке, – ответил Егор, пытаясь сдержать появившуюся вдруг улыбку.
– Тогда что так смотришь?
– Разрешите обратиться, товарищ сержант! – бойко выпалил боец.
– Валяй! – ответил тот, вытягивая шею, чтобы увидеть пространство за бруствером.
– Вы нас ротному представили. А те двое, что выступали перед нами, кто были?
К его удивлению, сержант спокойно отреагировал и так же спокойно ответил, глядя за бруствер:
