Я тоже волновался, чувствовал, как дрожат пальцы на руках и сдерживал улыбку. Мне показалась она неуместной в этот момент, но все же не удержался, улыбнулся. И, честно сказать, мне не хотелось бы себя увидеть в этот момент. Мне казалось, что моя улыбка жалкая и неподобающая. И никак не красит меня, как мужчину.
— Привет, — едва выдавил я из себя сипло.
Не думал, что с таким трудом смогу поздороваться со своей бывшей, но все еще любимой женой. Я много раз представлял нашу встречу на свадьбе. То, как подхожу и приглашаю на медленный танец, или сажусь рядом за стол, где она сидит, или перед зеркалом фойе, куда она непременно выйдет, чтобы попудрить носик. Но чтобы вот так, посреди огромного зала, в толпе.
Люди словно перестали существовать, как только я поймал ее ответный взгляд. Сколько же всего мне сказали ее глаза. Надеюсь, и мои были велеречивыми. Я с трудом отвел глаза.
Мгновенно окинул фигурку. Таня изменилась. Вошла в ту пору женственности, что так любили художники Эпохи Возрождения. Бедра стали пышнее, грудь увеличилась, но узкая талия по-прежнему привлекала изящным изгибом.
Последний раз я видел ее совсем другую: похудевшую, словно тростинку, с усталым лицом с темными кругами под потухшими глазами.
И ведь, словно мозахист-садист в одном лице, внутренне скрежеща зубами, ковырял свою душу ржавым гвоздем, мучил ее своими подозрениями, оскорблял недоверием, и в конце просто сломал то, что мы с Таней не успели построить: крепкий семейный остов.
Почему я так поступал, тогда не понимал. Осознание пришло позже. Много позже. Жаль, что уже ничего не отмотать назад, только переступить и идти дальше. Только захочет ли она снова шагнуть в эту реку вместе со мной, вопрос.
— Здравствуй, — ответила она, задержав на миг взгляд на моей трости, на которую я опирался. — Рада, что ты … рада… — положила ладонь на предплечье и чуть придвинулась ко мне. Сзади напирали гости, кто-то нечаянно подтолкнул ее в мои объятия, она стала еще ближе, и я уткнулся в Танину макушку. Глубокий вдох, и меня обволокло знакомым ароматом. Ее цветочные духи в смеси с запахом волос и тела, мой личный афродизиак.
Непроизвольно я обнял ее свободной рукой и прижал крепче. Пусть почувствует, что она мне небезразлична.
Ее “женское счастье”, как она когда-то в шутку называла мой член, был готов подарить ей наслаждение. Только захочет ли она принять меня теперь?
— Прости,— смущенно прошептала Таня и тут же отодвинулась.
— Ничего, — улыбнулся я. — Пройдем, поговорим? — кивнул на дверь, ведущую в фойе ресторана.
— Давай, — кивнула она, поправив выбившийся локон.
Освободившаяся рука непроизвольно потянулась сделать то же самое, но я вовремя сдержался. Имел ли я на это право? Не знаю. Но рисковать не стал.
Видеть ее было пыткой. А понимание, что она пришла на свадьбу с другим мужчиной, вообще, рвало мою душу в клочья, но я собрал всю свою волю в кулак и шагнул в освободившееся пространство, увлекая за собой Таню.
“Я не имею права, я сам когда-то отказался от нее. Я выгнал ее из нашего семейного гнезда, из своей жизни, дурак, — вопил внутренний голос. — Но я это сделал ради нее, я не хотел, чтобы она обманывала меня и себя, я не хотел, чтобы она страдала рядом с инвалидом и потом, если бы я так и остался в инвалидной коляске, попрекала меня, что отдала мне свою молодость и лучшие годы”, — пытался доказать мою невиновность тот же голос.
